Название: «Конфетка»
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 (графика)
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC
читать дальше64.
Пономарёв проводил взглядом машину представительского класса, на которой ездил Андрей Соколовский, и лишь тяжело вздохнул, часто моргая от долгого смотрения на красные огоньки габаритов. Ему было жаль Влада, хотя он прекрасно знал, что на этом всё и закончится. Соколовский-младший – не из тех, кто сможет подарить кому-то своё сердце. И пусть сейчас, по пьяни, он на весь мир кричит о своей любви к Диме, на трезвую голову он никогда этого не повторит, и наверняка будет отнекиваться. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, как, собственно, и наоборот…
Но всё же Даня направился к мужскому туалету, может, даже для очистки совести. Он и сам замечал откровенные, раздевающие взгляды Першина в сторону Бикбаева, но не думал, что этот провинциальный мальчик из тех, кто бросится на шею первому встречному. Но ноги сами повели его к заветной дверце с буквой «М», а в ушах всё ещё звенел измученный, глубоко несчастный голос Влада – «Помешай им! Я не могу без него… Мне так плохо…»
Пономарёв остановился у двери, стараясь привести в порядок сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Да уж, интересно, что могут подумать находившиеся внутри люди – запыхавшийся парень так спешил опорожниться, что аж бежал! Но эти глупые, абсолютно нелепые мысли тотчас вылетели из головы, как он услышал чей-то хриплый, но такой знакомый голос.
-Ну, что ты медлишь-то? Шевелись быстрее, я долго ждать не могу, - Першин часто облизывал пересохшие губы, сверху вниз глядя на мешкающегося Берга. Тот всё никак не мог приспустить брюки, путаясь в подкладке, зацепившись пальцем за карман. Его руки дрожали, и страх жертвы, собственного желания приносили какое-то садистское удовольствие. – А то я могу подумать, что ты нарочно тянешь время, и случайно сильнее нажать на рукоятку ножа. Ты этого хочешь? – в подтверждение своих слов Бист действительно усилил давление на нож, и на шее Димы выступили крохотные алые капельки. Тот с силой закусил губу, зажмуривая веки, и всё-таки спустил джинсы стоящего над ним парня до колен.
-Пожалуйста, не надо… Я всё сделаю, как ты хочешь, только убери его… - Бикбаев открыл глаза, кося взглядом на столь пугающее оружие. – Всё сделаю… - еле слышно повторил он, подцепляя непослушными пальцами резинку трусов. Но ему помешал влетевший в тесное помещение Даня.
-Сука, отпусти его! Совсем уже крыша поехала, сволочь?!
Пономарёв подлетел к Першину, изо всей силы ударяя его в челюсть. Он уже, было, занёс руку для следующего удара, но его остановил сдавленный стон боли, раздавшийся из уст Бикбаева. По шее на воротник рубашки стекали ярко-красные капли, а в опасной близости от вены красовался тонкий порез.
-Сука! – Даня, кажется, потерял остатки самоконтроля. Удары сыпались на Першина один за другим, а нож был без сожаления выброшен через открытое крохотное окошко. Бикбаев уже даже более-менее пришёл в себя, отрывая немалый кусок туалетной бумаги и прислоняя её к ране. Та во мгновение ока намокла и покраснела, и пришлось отрывать ещё и ещё. Боли, как ни странно, почти не чувствовалось, как и страха и ужаса от происходящего. На полу кряхтел скорчившийся Бист, сжавшись в жалкий комок у стены. А Даня с невозмутимым видом смывал кровь со сбитых костяшек, краем глаза поглядывая в отражение на Диму.
-А это тебе от меня напоследок, - усмехнулся Бикбаев, носком лакированной туфли заехав тому между ног. – Будешь знать, как по туалетам «мальчиков кадрить».
-Соколовский… это всё он, сука… «свободная касса», бля… - бессвязно шипел Першин, стирая с лица алую жидкость. Огнём горело всё тело…
-Ты как, в порядке? – Пономарёв вплотную подошёл к Диме, отдирая прилипший ошмёток туалетной бумаги и осматривая порез. Неглубокий, совсем не страшный, и, если хорошенько промыть перекисью и наклеить пластырь, через недельку бесследно сойдёт.
-В норме… - Бикбаев шикнул, когда приклеенная бумага задела повреждённую кожу. – Могло быть и хуже, - криво усмехнулся он, опуская глаза. – Спасибо тебе… Ты подоспел очень вовремя… Спасибо, - он протянул руку грустно улыбнувшемуся Дане и слабо пожал её. На что-то большее просто не хватало силы.
-Ну, слава Богу, - Даня несильно сжал пальцы Димы в ответ. – Пожалуйста. Я просто как чувствовал, - о том, что пришёл сюда по просьбе Влада, он тактично промолчал. – Пойдём к моей машине, я обработаю твою рану перекисью и отвезу тебя домой. И возражения не принимаются, если что.
-А возражений и не будет, - Бикбаев отразил улыбку, приподняв уголки губ. Так даже будет лучше. – Ещё раз спасибо…
65.
-Ну вот, до свадьбы заживёт, - Пономарёв ободряюще улыбнулся, разгладив приклеенный на Димин порез пластырь. Перекисью он обработал, кровь остановил, а ещё выслушал возмущения Бикбаева по поводу «Не надо зелёнки!» и «Больно будет!». Даня тогда только рассмеялся, увидев в Диме маленького, нежного ребёнка.
-Спасибо, - в очередной раз повторил тот, не уставая благодарить своего спасителя. Да-да, именно спасителя, без лишнего пафоса и напыщенности. И неизвестно, что бы случилось, если бы Пономарёв вовремя не вмешался… - Ты очень много сделал для меня…
-Брось ты, - отмахнулся Даня, не переставая улыбаться. Что-то в тёплом, тускло сияющем взгляде Бикбаева его притягивало, словно магнит. Его глаза живые, в них читались миллионы оттенков эмоций, и в них так просто увязнуть, будто в болотной трясине. – Пристёгивайся, и я отвезу тебя домой.
-А девушка твоя против не будет, что ты так поздно домой вернёшься? Уже почти час ночи… - Дима сверился с часами и что-то прикинул в уме. – Я мог бы взять такси, и…
-Девушка против не будет, - карие глаза Пономарёва потемнели ещё больше и загорелись странным чёрным блеском. – Мы поссорились с ней на днях, - он вздохнул и немного нервно тронулся с места, но тут же умерил свой пыл. – Так что ей без разницы, в час ночи я вернусь или только утром.
-Тебе так только кажется, - Бикбаев усмехнулся, наконец пристёгивая ремень. Как же быстро привыкаешь к хорошему – раньше его всегда пристёгивал Влад. - А на самом деле она с ума сходит, гадая, где ты находишься и когда вернёшься.
-Сомневаюсь, - Даня внимательно смотрел на дорогу и внешне был абсолютно спокоен. Его выдавали лишь чёрные, ярко горящие глаза. – Думаю, мы с ней даже не помиримся. Её не устраивают мои привычки, интересы, она не может разделить со мной то, что мне нравится. Она всегда была против того, что я занимаюсь стритрейсингом, боялась, что ли… А на прошлой неделе на дорогах был жуткий гололёд, но для нас же это просто охренительное препятствие! - Пономарёв глухо стукнул по рулю, сжимая губы в полоску. – Когда не только от крутизны твоей тачки и её тюнинга всё зависит, а от того, какой ты водитель… Так вот Даше не понять, что я живу этим так же, как и она своими танцульками… Но я же мирюсь с её увлечением, с тем, что у неё симпатичный партнёр, с тем, что они могут репетировать с ним допоздна, а я в это время по полпачки сигарет выкуриваю, - усмешка вновь исказила его лицо. – Но вот меня она понять не может…
-Она просто волнуется за тебя, - Дима внимательно выслушал монолог Дани, ловя себя на мысли о том, что завидует. Тихая, размеренная, спокойная жизнь с любимой девушкой, глупые ссоры, жаркие примирения, уютные вечера… Ему не хватало этого. – Гонки по гололёду – не лучшая идея…
-Для меня это сродни тому, как ты играешь. В кино, на сцене театра… - голос Пономарёва прозвучал слишком громко в мёртвой тишине ночного города. Кто сказал, что Москва никогда не спит? Иногда бывает… - Ты отдаёшь самого себя, выдаёшь наружу все эмоции, что кипят внутри, а потом получаешь всё это обратно от благодарного зрителя. Так же и мы. Мы отдаём все силы на то, чтобы вечно слышать дерзкий рёв моторов, пронзительный визг покрышек, чувствовать, как по венам растекается адреналин… И наградой нам становятся не те деньги, которые достаются победителям. А осознание того, что мы что-то ещё можем. Что мы сильные. Что мы чего-то стоим в этой жизни… И никакой гололёд, аномальный снегопад и даже шаровая молния не станут нам в этом преградой.
Бикбаев только смолчал в ответ. Сейчас он искренне не мог понять Данила, хоть и пытался. Сам он никогда раньше не задавался вопросом: сможет ли он сделать выбор между любимым делом и любимым человеком? А сейчас задумался. И с удивлением отметил, что, наверное, этот выбор он бы сделать не смог. И мучился бы, плыл, как обычно, по течению, ожидая, когда то или другое само уйдёт из его жизни. Он слабый, раз не может поставить точку. И даже сейчас – распрощавшись, кажется, навеки с Соколовским, он продолжает думать о нём. Так больше не может продолжаться…
-Поднимешься со мной?.. – тихо спросил Дима, когда авто аккуратно припарковалось прям перед подъездом. – Я так понимаю, ночевать тебе негде? С моей стороны было бы кощунством не пустить тебя в твою же квартиру, - он грустно улыбнулся, отстёгивая ремень и открывая дверцу. Вышел, встряхнул ногами, сбрасывая с них напряжение и глазами, полными надежды, взглянул на Пономарёва. Тот только пожал плечами, сдаваясь.
-Поднимусь. И переночую, если ты, конечно, не против…
-Был бы против, я бы первым не предлагал. К тому же, я очень признателен тебе, и я – твой должник… - Бикбаев ненавязчиво стрельнул глазами и направился к подъездной двери. Пиликнул сигнал домофона, а спустя секунду в подъезд вошёл и Даня.
66.
Квартира со времён переезда Пономарёва заметно преобразилась. Он не был здесь с того самого дня, как отдал ключи Бикбаеву. Деньги ему всегда передавал Соколовский, а в том, что его скромная обитель будет содержаться в порядке, Даня не сомневался. И теперь он с нескрываемым удивлением смотрел на то, как из необжитой, обезличенной его квартира превратилась в уютное гнёздышко. Смешные магнитики на холодильнике, большой календарь во всю стену над столом, приклеенные бабочки на ручках шкафчиков и идеальный порядок. И это только кухня. Гостиная и спальня поразили не меньше: шторы Дима не задёргивал, и даже ночью создавалось ощущение, что в комнатах стало куда светлее, а оттого намного уютнее. Стены украшали живописные картины и искусственные цветы, а под потолком мерцала новогодняя гирлянда. В этой квартире теперь чувствовалась жизнь…
-Я так и не успел здесь толком обжиться, - смущённо улыбнулся Даня, оправдываясь за своё откровенное разглядывание. – Пока ремонт сделал, пока перевёз сюда все свои вещи, а потом буквально через месяц и к Даше переехал… Но, правда, квартиру продавать не собирался – слишком много в неё вложено. Но ты сделал из неё комфортное гнёздышко…
Бикбаев улыбнулся в ответ лишь одними уголками губ. Он так привык к этой квартире, и мысль о том, что скоро, если Пономарёв не помирится с Дашей, придётся уйти отсюда, навевала тоску. Здесь ему нравилось, а в особенности Москва-река, виднеющаяся совсем близко. По крайней мере, так казалось с высоты восьмого этажа, а на самом деле до неё пешком идти не менее часа – в один из одиноких вечеров Дима проверил это лично на себе.
-Чаю хочешь? – он решил перевести разговор в другое русло, пока окончательно не свихнулся. О том, что эта квартира так отчётливо ассоциируется у него с Владом, он старался не думать. Наверное, в этом и кроется причина…
-Не откажусь. Только если с чем-нибудь сладким, потому что я – жуткий сладкоежка, - Даня весело рассмеялся, возвращаясь на кухню. Уселся на своё любимое местечко в нише у окна и закурил.
-Сладкое не люблю, - Бикбаев подхватил смех Пономарёва, клацая кнопкой чайника и устраиваясь напротив. – Исключение составляют только круассаны, они у меня дома не переводятся, - он как-то странно улыбнулся, вспомнив, кто именно «подсадил» его на эти самые круассаны. И тут же потемнел взглядом, заставляя себя стереть из мыслей образ голубоглазого парня. – Я всегда, с самого детства, мечтал посетить Париж… - Дима загадочно вздохнул, и глаза его искрились. Воображение тотчас же подкинуло картинку, где они с Владом в обнимку напротив Эйфелевой башни, и Бикбаев сдался. Запрокинул голову назад, затылком вжимаясь в мягкую стену, и закрыл руками лицо. Он устал. Как же он устал…
-Дим?..
В мгновение ока Даня оказался рядом. И, наплевав на всяческие предрассудки, прижал хрупкое тельце к себе, вплёл пальцы в платиновые волосы и расслабляющими круговыми движениями принялся за массаж головы. И делал он это, кстати, ничуть не хуже Соколовского… Соколовский, Соколовский, везде он! Любая мысль в итоге приводит к нему, и это уже смахивает на паранойю. Но он сам же решил обрубить этот Гордиев узел, и он ни о чём не жалеет. Ни о чём…
-Дань… Всё в порядке, правда… Просто… сумасшедший день, сумасшедшая ночь, и я просто устал… Морально. Но это пройдёт. Я только смогу, наконец, перестать думать о Соколовском, и пройдёт…
Пономарёв всё так же обнимал Диму, поглаживая его волосы от макушки к уху и обратно. Сейчас в нём чувствовалось такое напряжение, что его, кажется, и за долгое время вылечить не удастся. Ему многое пришлось перетерпеть, и, Даня не мог этого не признавать, всё по вине его лучшего друга…
-Дим… Влад любит тебя, это правда. Я разговаривал с ним сегодня… Он очень переживает ваш разрыв, - Даня вздохнул, пристально следя за реакцией Бикбаева. Но тот только грустно усмехнулся в ответ.
-Этого быть не может. Он всегда меня ни во что не ставил, Дань… Я был лишь его персональной игрушкой, не более того. Любил?.. – Диму передёрнуло от воспоминаний, и он лишь сильнее прижался к теплу тела Пономарёва. С ним было… спокойно. – Он не любит никого, кроме себя. Мне будет лучше без него, и я справлюсь со своей нелепой болью. Обещаю.
-Влад мне – лучший друг, - голос Дани был сухим, безэмоциональным. И глаза его смотрели куда-то в пустоту. – Я никому никогда не позволю говорить о нём плохо, даже если это чистая правда. А уж тем более я, не задумываясь, дам в морду тому, кто ещё и оклевещет его. Но… знаешь, наверное, ты прав… - признаваться в этом себе было трудно. Соколовский – не тот, с кем Бикбаев сможет обрести счастье. И наивны те, кто ещё верил в то, что когда-нибудь Влад подарит кому-то свою любовь. Несомненно, придёт время, и он искренне полюбит, но вот переступить через себя он не сможет ради кого бы то ни было. И вряд ли кто будет терпеть рядом с собой человека, который хочет решать за своего любимого. – Ты не будешь счастлив с ним. А он не будет счастлив с тобой. И только потому, что я – его лучший друг, я так говорю. Я не хочу лишних жертв, к тому же, мне искренне жаль тебя.
-Не надо меня жалеть! – вскинулся Дима, резко отстраняясь от объятий Пономарёва. – Я сам выбрал свой путь. И сам его оборвал. И теперь хочу одного – сменить однообразные картинки перед глазами. Хочу красок в жизни… Ярких, разноцветных, и обязательно быстро меняющихся. Я устал от скуки… Знаешь, когда-то, когда из небольшого городка я приехал впервые сюда, в город, который никогда не спит и не верит слезам, мне казалось здесь всё таким интересным, необычным… А здесь так же, как и везде – деньги, секс, снова деньги и снова секс… Здесь пусто, никак. Здесь даже дышится трудно. Я был вынужден отвоёвывать каждый глоточек живительного воздуха, но платить за него огромную цену… И потом я встретил Влада. Мне казалось, что он осветил мою серую жизнь, только вот он, наоборот, привнёс в неё чёрные краски. Я всё-таки не любил его. Это было просто благоприятное психическое состояние на почве идеальной сексуальной совместимости, - кривая усмешка исказила скрытое в полумраке лицо. - Он многому научил меня, преподнёс, наверное, главный в моей жизни урок: делать только то, что тебе хочется.
-И чего тебе хочется сейчас? – глаза Дани пристально смотрели в болотный туман, пытаясь зацепиться хоть за единую эмоцию, водоворот из которых они видели перед собой. – На данный момент…
-Забыть Влада. Забыть тепло его ладоней и привыкнуть к другим рукам… Наконец-то вновь обрести себя…
67.
Андрею всё же удалось не без помощи Игоря довести подозрительно тихого Влада от машины до двери квартиры, а затем, сняв его обувь и тёплую куртку, отправить в ванную. Заставить принять контрастный душ для пущей бодрости, напоить раствором марганцовки и спустя некоторое время уложить в постель. Только вот спать его любимый отпрыск не собирался.
-Тебе уже лучше?.. – Андрей сидел на краешке кровати сына, совсем, как тогда, тринадцать лет назад. Нежно гладил его волосы, убаюкивая, и успокаивал своим голосом. Странно, но даже через столько лет эти нехитрые уловки всё так же действуют…
-Да, пап… Спасибо… - голос Влада был непривычно тихим и каким-то… неживым. – Мне очень важно то, что я сейчас не один…
-Что у тебя случилось? – сердце сжималось, но Соколовский-старший пытался заткнуть его подальше. Он должен помочь сыну, пусть не делом, но словом, как минимум.
-Дима… - Влад судорожно вздохнул, перекладывая голову с подушки на отцовские колени. Теперь уже точно как в детстве… - Он устал терпеть и ждать… А я не могу больше молчать, что люблю его. Что мне не хватает его голоса, его глаз, его холодных пальцев… Но и сказать ему об этом – тоже не могу… И сегодня он поставил точку в наших «недоотношениях». Я ему больше не нужен…
Андрей грустно улыбнулся, вспоминая себя двадцать с лишним лет назад. Он также долго не мог признаться Игорю в своих чувствах, боясь непонятных даже ему предрассудков и, наверное, того, что испытывать к кому-либо чувство любви – значит, показаться слабым в глазах других. А больше всего на свете Андрей Соколовский боялся выглядеть слабым… Но, когда алкоголь не унимал боли в душе, и даже любимая работа не спасала, пришло время сказать себе «стоп». И он смог, переборол себя. И, пускай не сразу, но стал для любимого человека тем, кем тот хотел его видеть, без ломания себя и своих принципов. А теперь ту же ошибку повторяет его сын…
-Слушай только своё сердце, Влад, - тихо начал тот, нежно перебирая светлые пряди. Может, кому-то и покажется это странным, но вот для Андрея – никогда. Его мальчик вырос без матери и никогда не знал женской ласки в этом смысле слова… А значит, дать то, в чём нуждается его ребёнок, - обязанность единственного родителя. – Мозг часто выдаёт нам искривлённую информацию, пропущенную через фильтры практичности, меркантильности, предрассудков и запретов. Только сердце говорит нам правду… И, если оно любит, ты должен признаться в этом Диме. Даже если ты «ему не нужен». Даже если он тебя презирает, ненавидит и так далее. Не повторяй моих ошибок, сын, - Соколовский взлохматил волосы Влада и чмокнул его влажный лоб. Отстранил от себя, удобно уложив голову обратно на подушку, и ободряюще улыбнулся.
-Как ты нашёл в себе силы признаться Игорю, пап?.. Просто сказал «Я тебя люблю» и всё?..
-Нет… - ресницы Андрея вздрогнули, а глаза заискрились счастьем, вспоминая. – Мне даже не пришлось ничего ему говорить. Просто после очередной ссоры, когда я хлопнул дверью и ушёл, я понял, что жалею. Жалею о том, что мне некого подстебать за затраханный вид или за высокий воротник водолазки… А ещё о том, что теперь буду просыпаться один. Ведь любовь – это не совместный полёт к звёздам и рай на двоих, как пишут об этом в книгах и снимают в дешёвых фильмах. Любовь, в большей степени, - это страх одиночества. Это когда ты с кем-то засыпаешь и просыпаешься, когда вы вдвоём смеётесь над одними и теми же шутками, и вас может довести до невменяемого состояния любая мелочь… Когда всего одно слово напоминает друг о друге, а вот рассказать о своём любимом много вы не можете. А ещё любовь – это когда на вопрос «За что ты его любишь?» ты не можешь ничего ответить. Потому что любовь не ищет достоинств, так же, как и не видит недостатков. Поэтому хорошо подумай, любишь ты или нет, сын…
-И всё-таки… как ты ему признался? – Влад не сдавался. Слова отца он слушал через раз, или до него просто не доходил их смысл. Его интересовало другое.
-У меня были ключи от его квартиры. Пришёл тихо к нему посреди ночи, так же тихо лёг к нему в постель и обнял. А наутро просто улыбнулся в ответ на его удивлённые глаза. С тех пор мы каждое утро просыпаемся вместе, пускай не всегда физически, но в мыслях – постоянно. Иногда морально ты бываешь к человеку ближе, чем если стоишь рядом с ним. Так и с нами. Мы всегда чувствуем друг друга. Поэтому мне не понадобилось слов, чтобы высказать ему всё, что творится в душе.
-Я всё понял, пап… Я поеду к нему…
68.
Они ещё долго пили чай с расхваленными Димой круассанами, разговаривали на отвлечённые темы, а Бикбаев всё чаще ловил на себе странные, цепкие взгляды. И в какой-то момент ему стало настолько неловко, что он даже поперхнулся чаем. А в ответ на не самые слабые постукивания Дани по спине задал прямо в лоб волнующий его вопрос.
-Почему ты так на меня смотришь? Со мной что-то не так?
Пономарёв лишь смущённо улыбнулся, опуская глаза. Если с кем-то что-то и было «не так», так это с ним самим. Раньше Даня всегда считал себя «натуралом до мозга костей» и не один раз грузился по поводу того, что может потерять друга в лице Влада, если тому вдруг захочется чего-то большего. Пономарёв не смог бы ответить согласием на столь нестандартное предложение, и поэтому незатрагивание Соколовским этой темы в принципе было для него спасением. Но тот поцелуй на базе стритрейсеров как-то всколыхнул сознание Дани. Он сам неожиданно для себя понял тогда, что ничего страшного в этом нет, а чувствовать мягкие, податливые губы без тонны помады и блеска на них даже приятно… Конечно, Пономарёв всячески отгонял от себя мысли о том, что хотел бы попробовать, почувствовать себя в шкуре Влада, понять его. Ведь не зря говорят, что запретный плод сладок, а лучший способ избавиться от искушения – это поддаться ему. Но он запихивал свои латентные желания ещё дальше, не давая им воли и убеждая себя, что ему хватает секса и с любимой девушкой. А теперь, сидя рядом с Димой, наблюдая за тем, как чувственно тот закусывает крохотный шрам на нижней губе и как трогательно моргает длинными пушистыми ресницами, все тормоза рисковали отчаянно сорваться…
-Да нет… - вздохнул Даня, пряча глаза. Щёки тут же залились румянцем, а ладони предательски вспотели. И никакое внутреннее самоуспокоение не помогало… - Ответь мне на один вопрос, Дим, - Пономарёв выдохнул на полную грудь и тут же выпалил, не давая себе времени передумать. – У тебя же Влад первым был? Ну, в смысле, парнем… первым… Так вот… как ты решился переспать с ним?
Бикбаев лишь усмехнулся, вспоминая свой страх перед первой близостью. Тогда это действительно казалось чем-то сверхъестественным, неправильным, ненормальным. А сейчас всё перевернулось с ног на голову…
-Было трудно, я не спорю. Не так решиться на это, как смириться, - Дима пожал плечами, пристально глядя в карие глаза напротив. – И, знаешь, сейчас я к этому отношусь не просто как к данности, а как к норме. Странно, правда?
Даня внимательно слушал то, что говорит ему Бикбаев, и лишь сильнее сжимал в тонкую полоску губы. Было стыдно признаться себе в своих скрытых желаниях, но сейчас, рядом с этим завораживающим парнем, они всё явственнее давали о себе знать. Ведь один раз ничего не значит, так ведь? Потом они оба всё забудут и сделают вид, что ничего не было…
-Странно то, что я сейчас чувствую по отношению к тебе, - Пономарёв как-то обречённо усмехнулся, пристальным взглядом скользя по пухлым губам Димы и замечая прилипшую крошку круассана. И почему-то потянулся к ней губами, нежно соприкасаясь и даря невесомый, целомудренный поцелуй. И, к удивлению Дани, Бикбаев ему ответил. Нежно, ласково, не углубляя и не настаивая на своём. Но крышу мгновенно сорвало у обоих…
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 (графика)
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC
читать дальше64.
Пономарёв проводил взглядом машину представительского класса, на которой ездил Андрей Соколовский, и лишь тяжело вздохнул, часто моргая от долгого смотрения на красные огоньки габаритов. Ему было жаль Влада, хотя он прекрасно знал, что на этом всё и закончится. Соколовский-младший – не из тех, кто сможет подарить кому-то своё сердце. И пусть сейчас, по пьяни, он на весь мир кричит о своей любви к Диме, на трезвую голову он никогда этого не повторит, и наверняка будет отнекиваться. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, как, собственно, и наоборот…
Но всё же Даня направился к мужскому туалету, может, даже для очистки совести. Он и сам замечал откровенные, раздевающие взгляды Першина в сторону Бикбаева, но не думал, что этот провинциальный мальчик из тех, кто бросится на шею первому встречному. Но ноги сами повели его к заветной дверце с буквой «М», а в ушах всё ещё звенел измученный, глубоко несчастный голос Влада – «Помешай им! Я не могу без него… Мне так плохо…»
Пономарёв остановился у двери, стараясь привести в порядок сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Да уж, интересно, что могут подумать находившиеся внутри люди – запыхавшийся парень так спешил опорожниться, что аж бежал! Но эти глупые, абсолютно нелепые мысли тотчас вылетели из головы, как он услышал чей-то хриплый, но такой знакомый голос.
-Ну, что ты медлишь-то? Шевелись быстрее, я долго ждать не могу, - Першин часто облизывал пересохшие губы, сверху вниз глядя на мешкающегося Берга. Тот всё никак не мог приспустить брюки, путаясь в подкладке, зацепившись пальцем за карман. Его руки дрожали, и страх жертвы, собственного желания приносили какое-то садистское удовольствие. – А то я могу подумать, что ты нарочно тянешь время, и случайно сильнее нажать на рукоятку ножа. Ты этого хочешь? – в подтверждение своих слов Бист действительно усилил давление на нож, и на шее Димы выступили крохотные алые капельки. Тот с силой закусил губу, зажмуривая веки, и всё-таки спустил джинсы стоящего над ним парня до колен.
-Пожалуйста, не надо… Я всё сделаю, как ты хочешь, только убери его… - Бикбаев открыл глаза, кося взглядом на столь пугающее оружие. – Всё сделаю… - еле слышно повторил он, подцепляя непослушными пальцами резинку трусов. Но ему помешал влетевший в тесное помещение Даня.
-Сука, отпусти его! Совсем уже крыша поехала, сволочь?!
Пономарёв подлетел к Першину, изо всей силы ударяя его в челюсть. Он уже, было, занёс руку для следующего удара, но его остановил сдавленный стон боли, раздавшийся из уст Бикбаева. По шее на воротник рубашки стекали ярко-красные капли, а в опасной близости от вены красовался тонкий порез.
-Сука! – Даня, кажется, потерял остатки самоконтроля. Удары сыпались на Першина один за другим, а нож был без сожаления выброшен через открытое крохотное окошко. Бикбаев уже даже более-менее пришёл в себя, отрывая немалый кусок туалетной бумаги и прислоняя её к ране. Та во мгновение ока намокла и покраснела, и пришлось отрывать ещё и ещё. Боли, как ни странно, почти не чувствовалось, как и страха и ужаса от происходящего. На полу кряхтел скорчившийся Бист, сжавшись в жалкий комок у стены. А Даня с невозмутимым видом смывал кровь со сбитых костяшек, краем глаза поглядывая в отражение на Диму.
-А это тебе от меня напоследок, - усмехнулся Бикбаев, носком лакированной туфли заехав тому между ног. – Будешь знать, как по туалетам «мальчиков кадрить».
-Соколовский… это всё он, сука… «свободная касса», бля… - бессвязно шипел Першин, стирая с лица алую жидкость. Огнём горело всё тело…
-Ты как, в порядке? – Пономарёв вплотную подошёл к Диме, отдирая прилипший ошмёток туалетной бумаги и осматривая порез. Неглубокий, совсем не страшный, и, если хорошенько промыть перекисью и наклеить пластырь, через недельку бесследно сойдёт.
-В норме… - Бикбаев шикнул, когда приклеенная бумага задела повреждённую кожу. – Могло быть и хуже, - криво усмехнулся он, опуская глаза. – Спасибо тебе… Ты подоспел очень вовремя… Спасибо, - он протянул руку грустно улыбнувшемуся Дане и слабо пожал её. На что-то большее просто не хватало силы.
-Ну, слава Богу, - Даня несильно сжал пальцы Димы в ответ. – Пожалуйста. Я просто как чувствовал, - о том, что пришёл сюда по просьбе Влада, он тактично промолчал. – Пойдём к моей машине, я обработаю твою рану перекисью и отвезу тебя домой. И возражения не принимаются, если что.
-А возражений и не будет, - Бикбаев отразил улыбку, приподняв уголки губ. Так даже будет лучше. – Ещё раз спасибо…
65.
-Ну вот, до свадьбы заживёт, - Пономарёв ободряюще улыбнулся, разгладив приклеенный на Димин порез пластырь. Перекисью он обработал, кровь остановил, а ещё выслушал возмущения Бикбаева по поводу «Не надо зелёнки!» и «Больно будет!». Даня тогда только рассмеялся, увидев в Диме маленького, нежного ребёнка.
-Спасибо, - в очередной раз повторил тот, не уставая благодарить своего спасителя. Да-да, именно спасителя, без лишнего пафоса и напыщенности. И неизвестно, что бы случилось, если бы Пономарёв вовремя не вмешался… - Ты очень много сделал для меня…
-Брось ты, - отмахнулся Даня, не переставая улыбаться. Что-то в тёплом, тускло сияющем взгляде Бикбаева его притягивало, словно магнит. Его глаза живые, в них читались миллионы оттенков эмоций, и в них так просто увязнуть, будто в болотной трясине. – Пристёгивайся, и я отвезу тебя домой.
-А девушка твоя против не будет, что ты так поздно домой вернёшься? Уже почти час ночи… - Дима сверился с часами и что-то прикинул в уме. – Я мог бы взять такси, и…
-Девушка против не будет, - карие глаза Пономарёва потемнели ещё больше и загорелись странным чёрным блеском. – Мы поссорились с ней на днях, - он вздохнул и немного нервно тронулся с места, но тут же умерил свой пыл. – Так что ей без разницы, в час ночи я вернусь или только утром.
-Тебе так только кажется, - Бикбаев усмехнулся, наконец пристёгивая ремень. Как же быстро привыкаешь к хорошему – раньше его всегда пристёгивал Влад. - А на самом деле она с ума сходит, гадая, где ты находишься и когда вернёшься.
-Сомневаюсь, - Даня внимательно смотрел на дорогу и внешне был абсолютно спокоен. Его выдавали лишь чёрные, ярко горящие глаза. – Думаю, мы с ней даже не помиримся. Её не устраивают мои привычки, интересы, она не может разделить со мной то, что мне нравится. Она всегда была против того, что я занимаюсь стритрейсингом, боялась, что ли… А на прошлой неделе на дорогах был жуткий гололёд, но для нас же это просто охренительное препятствие! - Пономарёв глухо стукнул по рулю, сжимая губы в полоску. – Когда не только от крутизны твоей тачки и её тюнинга всё зависит, а от того, какой ты водитель… Так вот Даше не понять, что я живу этим так же, как и она своими танцульками… Но я же мирюсь с её увлечением, с тем, что у неё симпатичный партнёр, с тем, что они могут репетировать с ним допоздна, а я в это время по полпачки сигарет выкуриваю, - усмешка вновь исказила его лицо. – Но вот меня она понять не может…
-Она просто волнуется за тебя, - Дима внимательно выслушал монолог Дани, ловя себя на мысли о том, что завидует. Тихая, размеренная, спокойная жизнь с любимой девушкой, глупые ссоры, жаркие примирения, уютные вечера… Ему не хватало этого. – Гонки по гололёду – не лучшая идея…
-Для меня это сродни тому, как ты играешь. В кино, на сцене театра… - голос Пономарёва прозвучал слишком громко в мёртвой тишине ночного города. Кто сказал, что Москва никогда не спит? Иногда бывает… - Ты отдаёшь самого себя, выдаёшь наружу все эмоции, что кипят внутри, а потом получаешь всё это обратно от благодарного зрителя. Так же и мы. Мы отдаём все силы на то, чтобы вечно слышать дерзкий рёв моторов, пронзительный визг покрышек, чувствовать, как по венам растекается адреналин… И наградой нам становятся не те деньги, которые достаются победителям. А осознание того, что мы что-то ещё можем. Что мы сильные. Что мы чего-то стоим в этой жизни… И никакой гололёд, аномальный снегопад и даже шаровая молния не станут нам в этом преградой.
Бикбаев только смолчал в ответ. Сейчас он искренне не мог понять Данила, хоть и пытался. Сам он никогда раньше не задавался вопросом: сможет ли он сделать выбор между любимым делом и любимым человеком? А сейчас задумался. И с удивлением отметил, что, наверное, этот выбор он бы сделать не смог. И мучился бы, плыл, как обычно, по течению, ожидая, когда то или другое само уйдёт из его жизни. Он слабый, раз не может поставить точку. И даже сейчас – распрощавшись, кажется, навеки с Соколовским, он продолжает думать о нём. Так больше не может продолжаться…
-Поднимешься со мной?.. – тихо спросил Дима, когда авто аккуратно припарковалось прям перед подъездом. – Я так понимаю, ночевать тебе негде? С моей стороны было бы кощунством не пустить тебя в твою же квартиру, - он грустно улыбнулся, отстёгивая ремень и открывая дверцу. Вышел, встряхнул ногами, сбрасывая с них напряжение и глазами, полными надежды, взглянул на Пономарёва. Тот только пожал плечами, сдаваясь.
-Поднимусь. И переночую, если ты, конечно, не против…
-Был бы против, я бы первым не предлагал. К тому же, я очень признателен тебе, и я – твой должник… - Бикбаев ненавязчиво стрельнул глазами и направился к подъездной двери. Пиликнул сигнал домофона, а спустя секунду в подъезд вошёл и Даня.
66.
Квартира со времён переезда Пономарёва заметно преобразилась. Он не был здесь с того самого дня, как отдал ключи Бикбаеву. Деньги ему всегда передавал Соколовский, а в том, что его скромная обитель будет содержаться в порядке, Даня не сомневался. И теперь он с нескрываемым удивлением смотрел на то, как из необжитой, обезличенной его квартира превратилась в уютное гнёздышко. Смешные магнитики на холодильнике, большой календарь во всю стену над столом, приклеенные бабочки на ручках шкафчиков и идеальный порядок. И это только кухня. Гостиная и спальня поразили не меньше: шторы Дима не задёргивал, и даже ночью создавалось ощущение, что в комнатах стало куда светлее, а оттого намного уютнее. Стены украшали живописные картины и искусственные цветы, а под потолком мерцала новогодняя гирлянда. В этой квартире теперь чувствовалась жизнь…
-Я так и не успел здесь толком обжиться, - смущённо улыбнулся Даня, оправдываясь за своё откровенное разглядывание. – Пока ремонт сделал, пока перевёз сюда все свои вещи, а потом буквально через месяц и к Даше переехал… Но, правда, квартиру продавать не собирался – слишком много в неё вложено. Но ты сделал из неё комфортное гнёздышко…
Бикбаев улыбнулся в ответ лишь одними уголками губ. Он так привык к этой квартире, и мысль о том, что скоро, если Пономарёв не помирится с Дашей, придётся уйти отсюда, навевала тоску. Здесь ему нравилось, а в особенности Москва-река, виднеющаяся совсем близко. По крайней мере, так казалось с высоты восьмого этажа, а на самом деле до неё пешком идти не менее часа – в один из одиноких вечеров Дима проверил это лично на себе.
-Чаю хочешь? – он решил перевести разговор в другое русло, пока окончательно не свихнулся. О том, что эта квартира так отчётливо ассоциируется у него с Владом, он старался не думать. Наверное, в этом и кроется причина…
-Не откажусь. Только если с чем-нибудь сладким, потому что я – жуткий сладкоежка, - Даня весело рассмеялся, возвращаясь на кухню. Уселся на своё любимое местечко в нише у окна и закурил.
-Сладкое не люблю, - Бикбаев подхватил смех Пономарёва, клацая кнопкой чайника и устраиваясь напротив. – Исключение составляют только круассаны, они у меня дома не переводятся, - он как-то странно улыбнулся, вспомнив, кто именно «подсадил» его на эти самые круассаны. И тут же потемнел взглядом, заставляя себя стереть из мыслей образ голубоглазого парня. – Я всегда, с самого детства, мечтал посетить Париж… - Дима загадочно вздохнул, и глаза его искрились. Воображение тотчас же подкинуло картинку, где они с Владом в обнимку напротив Эйфелевой башни, и Бикбаев сдался. Запрокинул голову назад, затылком вжимаясь в мягкую стену, и закрыл руками лицо. Он устал. Как же он устал…
-Дим?..
В мгновение ока Даня оказался рядом. И, наплевав на всяческие предрассудки, прижал хрупкое тельце к себе, вплёл пальцы в платиновые волосы и расслабляющими круговыми движениями принялся за массаж головы. И делал он это, кстати, ничуть не хуже Соколовского… Соколовский, Соколовский, везде он! Любая мысль в итоге приводит к нему, и это уже смахивает на паранойю. Но он сам же решил обрубить этот Гордиев узел, и он ни о чём не жалеет. Ни о чём…
-Дань… Всё в порядке, правда… Просто… сумасшедший день, сумасшедшая ночь, и я просто устал… Морально. Но это пройдёт. Я только смогу, наконец, перестать думать о Соколовском, и пройдёт…
Пономарёв всё так же обнимал Диму, поглаживая его волосы от макушки к уху и обратно. Сейчас в нём чувствовалось такое напряжение, что его, кажется, и за долгое время вылечить не удастся. Ему многое пришлось перетерпеть, и, Даня не мог этого не признавать, всё по вине его лучшего друга…
-Дим… Влад любит тебя, это правда. Я разговаривал с ним сегодня… Он очень переживает ваш разрыв, - Даня вздохнул, пристально следя за реакцией Бикбаева. Но тот только грустно усмехнулся в ответ.
-Этого быть не может. Он всегда меня ни во что не ставил, Дань… Я был лишь его персональной игрушкой, не более того. Любил?.. – Диму передёрнуло от воспоминаний, и он лишь сильнее прижался к теплу тела Пономарёва. С ним было… спокойно. – Он не любит никого, кроме себя. Мне будет лучше без него, и я справлюсь со своей нелепой болью. Обещаю.
-Влад мне – лучший друг, - голос Дани был сухим, безэмоциональным. И глаза его смотрели куда-то в пустоту. – Я никому никогда не позволю говорить о нём плохо, даже если это чистая правда. А уж тем более я, не задумываясь, дам в морду тому, кто ещё и оклевещет его. Но… знаешь, наверное, ты прав… - признаваться в этом себе было трудно. Соколовский – не тот, с кем Бикбаев сможет обрести счастье. И наивны те, кто ещё верил в то, что когда-нибудь Влад подарит кому-то свою любовь. Несомненно, придёт время, и он искренне полюбит, но вот переступить через себя он не сможет ради кого бы то ни было. И вряд ли кто будет терпеть рядом с собой человека, который хочет решать за своего любимого. – Ты не будешь счастлив с ним. А он не будет счастлив с тобой. И только потому, что я – его лучший друг, я так говорю. Я не хочу лишних жертв, к тому же, мне искренне жаль тебя.
-Не надо меня жалеть! – вскинулся Дима, резко отстраняясь от объятий Пономарёва. – Я сам выбрал свой путь. И сам его оборвал. И теперь хочу одного – сменить однообразные картинки перед глазами. Хочу красок в жизни… Ярких, разноцветных, и обязательно быстро меняющихся. Я устал от скуки… Знаешь, когда-то, когда из небольшого городка я приехал впервые сюда, в город, который никогда не спит и не верит слезам, мне казалось здесь всё таким интересным, необычным… А здесь так же, как и везде – деньги, секс, снова деньги и снова секс… Здесь пусто, никак. Здесь даже дышится трудно. Я был вынужден отвоёвывать каждый глоточек живительного воздуха, но платить за него огромную цену… И потом я встретил Влада. Мне казалось, что он осветил мою серую жизнь, только вот он, наоборот, привнёс в неё чёрные краски. Я всё-таки не любил его. Это было просто благоприятное психическое состояние на почве идеальной сексуальной совместимости, - кривая усмешка исказила скрытое в полумраке лицо. - Он многому научил меня, преподнёс, наверное, главный в моей жизни урок: делать только то, что тебе хочется.
-И чего тебе хочется сейчас? – глаза Дани пристально смотрели в болотный туман, пытаясь зацепиться хоть за единую эмоцию, водоворот из которых они видели перед собой. – На данный момент…
-Забыть Влада. Забыть тепло его ладоней и привыкнуть к другим рукам… Наконец-то вновь обрести себя…
67.
Андрею всё же удалось не без помощи Игоря довести подозрительно тихого Влада от машины до двери квартиры, а затем, сняв его обувь и тёплую куртку, отправить в ванную. Заставить принять контрастный душ для пущей бодрости, напоить раствором марганцовки и спустя некоторое время уложить в постель. Только вот спать его любимый отпрыск не собирался.
-Тебе уже лучше?.. – Андрей сидел на краешке кровати сына, совсем, как тогда, тринадцать лет назад. Нежно гладил его волосы, убаюкивая, и успокаивал своим голосом. Странно, но даже через столько лет эти нехитрые уловки всё так же действуют…
-Да, пап… Спасибо… - голос Влада был непривычно тихим и каким-то… неживым. – Мне очень важно то, что я сейчас не один…
-Что у тебя случилось? – сердце сжималось, но Соколовский-старший пытался заткнуть его подальше. Он должен помочь сыну, пусть не делом, но словом, как минимум.
-Дима… - Влад судорожно вздохнул, перекладывая голову с подушки на отцовские колени. Теперь уже точно как в детстве… - Он устал терпеть и ждать… А я не могу больше молчать, что люблю его. Что мне не хватает его голоса, его глаз, его холодных пальцев… Но и сказать ему об этом – тоже не могу… И сегодня он поставил точку в наших «недоотношениях». Я ему больше не нужен…
Андрей грустно улыбнулся, вспоминая себя двадцать с лишним лет назад. Он также долго не мог признаться Игорю в своих чувствах, боясь непонятных даже ему предрассудков и, наверное, того, что испытывать к кому-либо чувство любви – значит, показаться слабым в глазах других. А больше всего на свете Андрей Соколовский боялся выглядеть слабым… Но, когда алкоголь не унимал боли в душе, и даже любимая работа не спасала, пришло время сказать себе «стоп». И он смог, переборол себя. И, пускай не сразу, но стал для любимого человека тем, кем тот хотел его видеть, без ломания себя и своих принципов. А теперь ту же ошибку повторяет его сын…
-Слушай только своё сердце, Влад, - тихо начал тот, нежно перебирая светлые пряди. Может, кому-то и покажется это странным, но вот для Андрея – никогда. Его мальчик вырос без матери и никогда не знал женской ласки в этом смысле слова… А значит, дать то, в чём нуждается его ребёнок, - обязанность единственного родителя. – Мозг часто выдаёт нам искривлённую информацию, пропущенную через фильтры практичности, меркантильности, предрассудков и запретов. Только сердце говорит нам правду… И, если оно любит, ты должен признаться в этом Диме. Даже если ты «ему не нужен». Даже если он тебя презирает, ненавидит и так далее. Не повторяй моих ошибок, сын, - Соколовский взлохматил волосы Влада и чмокнул его влажный лоб. Отстранил от себя, удобно уложив голову обратно на подушку, и ободряюще улыбнулся.
-Как ты нашёл в себе силы признаться Игорю, пап?.. Просто сказал «Я тебя люблю» и всё?..
-Нет… - ресницы Андрея вздрогнули, а глаза заискрились счастьем, вспоминая. – Мне даже не пришлось ничего ему говорить. Просто после очередной ссоры, когда я хлопнул дверью и ушёл, я понял, что жалею. Жалею о том, что мне некого подстебать за затраханный вид или за высокий воротник водолазки… А ещё о том, что теперь буду просыпаться один. Ведь любовь – это не совместный полёт к звёздам и рай на двоих, как пишут об этом в книгах и снимают в дешёвых фильмах. Любовь, в большей степени, - это страх одиночества. Это когда ты с кем-то засыпаешь и просыпаешься, когда вы вдвоём смеётесь над одними и теми же шутками, и вас может довести до невменяемого состояния любая мелочь… Когда всего одно слово напоминает друг о друге, а вот рассказать о своём любимом много вы не можете. А ещё любовь – это когда на вопрос «За что ты его любишь?» ты не можешь ничего ответить. Потому что любовь не ищет достоинств, так же, как и не видит недостатков. Поэтому хорошо подумай, любишь ты или нет, сын…
-И всё-таки… как ты ему признался? – Влад не сдавался. Слова отца он слушал через раз, или до него просто не доходил их смысл. Его интересовало другое.
-У меня были ключи от его квартиры. Пришёл тихо к нему посреди ночи, так же тихо лёг к нему в постель и обнял. А наутро просто улыбнулся в ответ на его удивлённые глаза. С тех пор мы каждое утро просыпаемся вместе, пускай не всегда физически, но в мыслях – постоянно. Иногда морально ты бываешь к человеку ближе, чем если стоишь рядом с ним. Так и с нами. Мы всегда чувствуем друг друга. Поэтому мне не понадобилось слов, чтобы высказать ему всё, что творится в душе.
-Я всё понял, пап… Я поеду к нему…
68.
Они ещё долго пили чай с расхваленными Димой круассанами, разговаривали на отвлечённые темы, а Бикбаев всё чаще ловил на себе странные, цепкие взгляды. И в какой-то момент ему стало настолько неловко, что он даже поперхнулся чаем. А в ответ на не самые слабые постукивания Дани по спине задал прямо в лоб волнующий его вопрос.
-Почему ты так на меня смотришь? Со мной что-то не так?
Пономарёв лишь смущённо улыбнулся, опуская глаза. Если с кем-то что-то и было «не так», так это с ним самим. Раньше Даня всегда считал себя «натуралом до мозга костей» и не один раз грузился по поводу того, что может потерять друга в лице Влада, если тому вдруг захочется чего-то большего. Пономарёв не смог бы ответить согласием на столь нестандартное предложение, и поэтому незатрагивание Соколовским этой темы в принципе было для него спасением. Но тот поцелуй на базе стритрейсеров как-то всколыхнул сознание Дани. Он сам неожиданно для себя понял тогда, что ничего страшного в этом нет, а чувствовать мягкие, податливые губы без тонны помады и блеска на них даже приятно… Конечно, Пономарёв всячески отгонял от себя мысли о том, что хотел бы попробовать, почувствовать себя в шкуре Влада, понять его. Ведь не зря говорят, что запретный плод сладок, а лучший способ избавиться от искушения – это поддаться ему. Но он запихивал свои латентные желания ещё дальше, не давая им воли и убеждая себя, что ему хватает секса и с любимой девушкой. А теперь, сидя рядом с Димой, наблюдая за тем, как чувственно тот закусывает крохотный шрам на нижней губе и как трогательно моргает длинными пушистыми ресницами, все тормоза рисковали отчаянно сорваться…
-Да нет… - вздохнул Даня, пряча глаза. Щёки тут же залились румянцем, а ладони предательски вспотели. И никакое внутреннее самоуспокоение не помогало… - Ответь мне на один вопрос, Дим, - Пономарёв выдохнул на полную грудь и тут же выпалил, не давая себе времени передумать. – У тебя же Влад первым был? Ну, в смысле, парнем… первым… Так вот… как ты решился переспать с ним?
Бикбаев лишь усмехнулся, вспоминая свой страх перед первой близостью. Тогда это действительно казалось чем-то сверхъестественным, неправильным, ненормальным. А сейчас всё перевернулось с ног на голову…
-Было трудно, я не спорю. Не так решиться на это, как смириться, - Дима пожал плечами, пристально глядя в карие глаза напротив. – И, знаешь, сейчас я к этому отношусь не просто как к данности, а как к норме. Странно, правда?
Даня внимательно слушал то, что говорит ему Бикбаев, и лишь сильнее сжимал в тонкую полоску губы. Было стыдно признаться себе в своих скрытых желаниях, но сейчас, рядом с этим завораживающим парнем, они всё явственнее давали о себе знать. Ведь один раз ничего не значит, так ведь? Потом они оба всё забудут и сделают вид, что ничего не было…
-Странно то, что я сейчас чувствую по отношению к тебе, - Пономарёв как-то обречённо усмехнулся, пристальным взглядом скользя по пухлым губам Димы и замечая прилипшую крошку круассана. И почему-то потянулся к ней губами, нежно соприкасаясь и даря невесомый, целомудренный поцелуй. И, к удивлению Дани, Бикбаев ему ответил. Нежно, ласково, не углубляя и не настаивая на своём. Но крышу мгновенно сорвало у обоих…
Боже, я увидела это чудо, и... Это же готовая визуализация к тому, что творится у меня в голове!!! 
Где бы я ни была, она обязательно будет там играть
Деревья обмотали гирляндами - я такое, честно, видела только в кино. В реале это нереально круто выглядит
Но я верю в наших рабочих и их халтуру
