Искренне извиняюсь за задержку и нарушение данного обещания - у меня то света нет целый день, то температура
Название: «Конфетка»
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 (графика)
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC
читать дальше79.
Улица встретила Бикбаева огромными, пушистыми снежинками, которыми вдруг рассыпалось небо. Это был первый снег в году – в конце декабря. Дима даже не удержался от лёгкой улыбки – он так давно ждал его, да и белое покрывало, застелившее всё вокруг, превращало этот мир из серого в яркий, наполненный разными красками. Снежинки в медленном вальсе кружили под оранжевым светом фонарей, а затем мягкими пёрышками опадали вниз, хрустели под ногами, таяли на ресницах. А где-то вдали от снега отражались разноцветные огни, переливались радугой и создавали мир бесконечного праздника. Все уже давно готовились к Новому году, цепляли гирлянды, беспрестанно сияющие и мерцающие, куда только можно. Почему Бикбаеву вдруг показался этот город серым и унылым? Нет, он не такой. Он уютный и даже родной. Просто душа его вдруг опустела. Но он отпустит своё прошлое, теперь уже окончательно. Ведь не зря говорят, первый снег – символ очищения. И пусть болит всё тело, болит душа, он справится. Не может не справиться.
Из раздумий Диму вырвала душераздирающая трель телефонного звонка. Когда-то он сам поставил на Влада один из самых громких стандартных мелодий, чтобы услышать где бы то ни было: и в метро, и в душе, и на улице в толпе. Соколовский терпеть не мог, когда его вызовы игнорировались, и доказать, что действительно не слышал звонка, было практически невозможно. А теперь… Эта мелодия вызывает лишь бешенство. Но… трубку он возьмёт.
-Я вызвал тебе такси. Подожди немного во дворе.
В ответ Бикбаев лишь едко ухмыльнулся. Какая трогательная забота! Нервы словно обдало кислотой, и Дима тихо, но отчётливо и по слогам ответил:
-Иди к чёрту, Соколовский. Слышать и видеть тебя я больше не желаю, - и отключился.
Он успел сделать всего несколько шагов, прежде чем дисплей ожил снова. А потом резко погас, когда Бикбаев, с небывалой злостью сорвав крышку, вытащил батарею. Симка стремительно полетела вниз, за считанные секунды скрывшись под белоснежным покровом. Он начнёт эту жизнь сначала, с чистого листа. Новая жизнь, новая симка, новый город… Теперь он принял решение точно и ни за что его не изменит.
80.
И всё же Соколовский оказался прав – нужно было ехать на такси. Ближе к ночи ощутимо похолодало, мороз крепчал, и ноги в кроссовках ужасно замёрзли, пальцы не чувствовались вообще, да и сам Дима продрог так, словно три часа в проруби купался. К тому же, сильно хромать он начал ещё на половине пути, а в конце с трудом переставлял ноги, перебиваясь короткими шажками, чтобы не вызывать боль посильнее. Она пронзала его тело изнутри, расходясь венами по телу, а потом взрывалась в голове. И уйти некуда, убежать некуда. Поэтому, когда перед ним, наконец, открылась дверь его квартиры, Бикбаев беззвучно, отчаянно заплакал. Но совсем недолго – через несколько минут его глаза были сухи, а губы сжаты в тонкую полоску. Он справится. Не может не справиться.
С трудом сняв с себя одежду, он подставил тело горячим струям воды, морщась от болезненных соприкосновений. В тот час в его голове вертелась лишь одна мысль: так надо. И, если он это не сделает сейчас, потом может быть хуже и в тысячу раз больнее. Засохшие кровавые потёки на бёдрах даже не вызывали отвращения, потому что было уже безразлично. Он перетерпит всё это сегодня, а завтра проснётся другим человеком. В жизни которого боли больше не будет.
Выйдя из душа, Дима завернулся в мохнатое банное полотенце и медленно поковылял на кухню, вздрагивая от малейшего резкого движения. Тело то и дело прошивала боль, но он стоически терпел. В конце концов, всё могло быть и намного хуже, и хорошо, что Влад несильно его порвал. Иначе… но что иначе, Бикбаев даже думать не хотел.
Несколько таблеток обезболивающего со снотворным эффектом прыгнули в ладонь, а затем отправились в рот вслед за несколькими глотками воды. Дима поморщился от горечи, осевшей на языке, а затем, насколько позволяла боль, поспешно направился в спальню. Улёгся на кровать в надежде, что скоро уснёт, и только улыбнулся, когда веки вдруг потяжелели. Пожалуйста, пусть сегодня не будут сниться сны. Потому что то, что он в них увидит, вполне предсказуемо…
Но проспал Бикбаев относительно спокойно. Измученные тело и душа предавались сну очень охотно, и сутки пролетели незаметно. Он лишь несколько раз просыпался, но ненадолго, только чтобы принять решение спать дальше. И, когда над городом вновь опустилась ночь, царство спящих наконец отпустило его. И пробуждение встретило его скребущей болью в горле, словно ватой наполненной головой и жутким насморком. Что и не было удивительным в свете того, в каком виде шёл он во время немалого снегопада…
Дима долго сидел на кровати, завернувшись в одеяло, мелкими глоточками попивал свой кофе без сахара и заедал его сделанными наспех бутербродами. Кроме колбасы и сыра, в холодильнике он ничего больше не нашёл, но и этого ему было достаточно. За окном всё так же, как и вчера, кружились снежинки, освещаемые электрическим светом фонаря, а в голове роем струились мысли, одна за другой. Решение далось ему легко, практически сразу. Оставалась лишь одна надежда, что в начале одиннадцатого Пурчинский ещё не спит.
-Алло, Андрей? Я передумал.
81.
Следующий день, двадцать пятое декабря, Бикбаев провёл в суете и сборах. Пурчинский был просто на седьмом небе от счастья, узнав, что тот всё-таки согласился, а потом ещё долго извинялся за опрометчиво сказанные слова. Дима даже удивился: он ничего не помнил из того, что ему тогда говорил Андрей. Видимо, он настолько был поглощён мыслями о Соколовском, что не замечал вообще ничего вокруг. И от этой паранойи следовало бы уже давно избавиться…
Съездить на вокзал за билетом до Питера (благо, ему повезло, и ещё не все распродали), встретиться лично с Пурчинским, чтобы обсудить все детали, купить новую симку, вернуться домой, сообщить Дане о том, что съезжает с его квартиры, придумать срочную причину, почему – этот день казался бесконечным. Напрасно он думал, что Пономарёв обойдётся одним лишь предупреждением – тот устроил Бикбаеву такой допрос с пристрастием, что Дима, не выдержав, отключился, предварительно успев прохрипеть, что возвращается домой, и это не обсуждается. Он не хотел, чтобы его искали, а даже если и будут, чтобы наверняка не нашли. Поэтому позвонил Дане не с мобильного, а с домашнего телефона, чтобы не «светить» новый номер.
А дальше начались сборы. Преодолевая всё ещё оставшуюся лёгкую боль в теле при слишком резких движениях, то и дело тянясь за платком, немного покашливая, он с упорством барана складывал вещи в привезённые ещё с Уссурийска спортивные сумки. И когда он успел обжиться столькими вещами? Потому что в две большие сумки и рюкзак всё это не помещалось. Но потом пришло понимание. Они нередко ходили вдвоём с Владом по магазинам, скупая всё, на чём глаз задерживался дольше, чем на пару секунд. Многочисленные шмотки, аксессуары (одних ремней насчитывалось полтора десятка), сувениры, баночки с душистыми маслами, флакончики с туалетной водой, книги, диски – и всё так или иначе связано с Соколовским. И тогда Дима не выдержал, перевернув сумку вверх тормашками и вытряхнув всё её содержимое на пол. Он хотел начать жизнь с чистого листа? Он начнёт. И ничто не будет напоминать ему о том, кого нужно забыть. А вот купить пускай даже то же самое, но уже самостоятельно, ему ничто не помешает.
Когда обе сумки были сложены и аккуратно стояли в прихожей у входной двери, Бикбаев, наконец, перевёл дух. Этот день был трудным, но впереди его ожидает ещё куча дел. Для начала – придумать, что сделать с оставшимися вещами. Выбросить? Оставить здесь, как есть? Но оба варианта Диме не нравились: выбрасывать то, что больше ему не принадлежит, он права не имел, да и беспорядок хозяину оставлять не хотелось. Поэтому уже спустя пятнадцать минут все эти вещи покоились в огромной коробке из-под телевизора, найденной где-то на антресолях. Коробка также заняла своё место у входной двери в прихожей – пусть сам Пономарёв решает, что с ней делать.
Единственное, что Бикбаев не смог положить туда, - это до сих пор висящий на шее медальон. Та самая бронзовая монетка, которую дарил ему Влад тогда, перед премьерой. Он словно прирос, стал родным, и Дима сдался. С грустью улыбнулся, вспоминая тот вечер, но складывалось ощущение, что он был будто в прошлой жизни. Но, резко прервав бесконечный поток мыслей, Бикбаев заставил себя собраться и не предаваться ненужным размышлениям. Его ещё ждут важные дела сегодня.
Пустая, словно вымороженная квартира угнетала, но при этом вызывала лёгкую полуулыбку. Уже завтра всё закончится, и начнётся новый этап в его жизни. Жалел ли Дима о чём-нибудь? Наверное, нет. Он получил самый большой в своей жизни опыт, который поможет ему в дальнейшем. А раны на сердце… заживут.
Взгляд неожиданно зацепился за оставленную на тумбочке у кровати фоторамку. С виду – обычная его фотография, пусть он и получился на ней очень даже неплохо. Но Дима знал секрет, который хранился за стеклом – под его фотографией лежала фотография Влада. Озорно улыбающийся, напоминающий любопытного ребёнка с сияющими глазами – Бикбаев и сам не знал, что Соколовский мог быть таким. На этот снимок он когда-то наткнулся в Интернете, а потом долго любовался им. А ещё позже распечатал и заключил в эту самую фоторамку, надёжно спрятав её под своей фотографией – чтобы не вызывать смех, например, у того же Влада. И часто разговаривал с ней, признавался в своих чувствах, рассказывал всё, что накопилось в душе, особенно в последние две недели, когда они почти не разговаривали… Нет, хватит. Теперь уже точно хватит. Пальцы с остервенением вытащили фотографию и смяли в один твёрдый, трудно поддающийся комок, откидывая, словно с отвращением, его подальше от себя на стол. Так больше нельзя… Нельзя.
Бикбаев не поленился сходить на кухню за спичками, прихватив с собой зачем-то стоящую на подоконнике пепельницу (хотя кому он врёт – она стояла не «зачем-то», а специально для Соколовского). И лишь улыбнулся, когда пламя с почерневшего краешка глянцевой картонки переместилось на противоположный, и вскоре лишь серо-чёрный пепел напоминал о том голубоглазом ребёнке, которого больше всего на свете хотелось забыть. Но воспоминания нужно отпустить, а не запереть под сердечным замком – это Дима понимал тоже. Необходимо заставить себя убедиться в том, что это конец и больше ничего не будет. Тогда станет легче… И решение пришло слишком быстро – как же он сразу не догадался?!
Сначала он хотел ограничиться лишь телефонным звонком, но всё-таки передумал, решив, что в этом случае лучше застать врасплох. И поэтому, наглотавшись в очередной раз за день таблеток, вышел из дома и направился к дороге, ловя такси. Сегодня он уже не повторит свою прошлую ошибку и не пойдёт пешком в снегопад. Наконец, рядом тормознуло простенькое авто, и Бикбаев тут же назвал конечный пункт:
-Где студия «Love» радио, знаете?
А ещё через двадцать минут уже сидел в маленьком коридорчике, ожидая конца эфира с участием Максима Привалова. Мысленно прокручивая в голове предстоящий разговор, он лишь в предвкушении улыбался – тот не может ему отказать в таком-то деле. Потому что на данный момент у них обоих есть один общий интерес.

Название: «Конфетка»
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 (графика)
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC
читать дальше79.
Улица встретила Бикбаева огромными, пушистыми снежинками, которыми вдруг рассыпалось небо. Это был первый снег в году – в конце декабря. Дима даже не удержался от лёгкой улыбки – он так давно ждал его, да и белое покрывало, застелившее всё вокруг, превращало этот мир из серого в яркий, наполненный разными красками. Снежинки в медленном вальсе кружили под оранжевым светом фонарей, а затем мягкими пёрышками опадали вниз, хрустели под ногами, таяли на ресницах. А где-то вдали от снега отражались разноцветные огни, переливались радугой и создавали мир бесконечного праздника. Все уже давно готовились к Новому году, цепляли гирлянды, беспрестанно сияющие и мерцающие, куда только можно. Почему Бикбаеву вдруг показался этот город серым и унылым? Нет, он не такой. Он уютный и даже родной. Просто душа его вдруг опустела. Но он отпустит своё прошлое, теперь уже окончательно. Ведь не зря говорят, первый снег – символ очищения. И пусть болит всё тело, болит душа, он справится. Не может не справиться.
Из раздумий Диму вырвала душераздирающая трель телефонного звонка. Когда-то он сам поставил на Влада один из самых громких стандартных мелодий, чтобы услышать где бы то ни было: и в метро, и в душе, и на улице в толпе. Соколовский терпеть не мог, когда его вызовы игнорировались, и доказать, что действительно не слышал звонка, было практически невозможно. А теперь… Эта мелодия вызывает лишь бешенство. Но… трубку он возьмёт.
-Я вызвал тебе такси. Подожди немного во дворе.
В ответ Бикбаев лишь едко ухмыльнулся. Какая трогательная забота! Нервы словно обдало кислотой, и Дима тихо, но отчётливо и по слогам ответил:
-Иди к чёрту, Соколовский. Слышать и видеть тебя я больше не желаю, - и отключился.
Он успел сделать всего несколько шагов, прежде чем дисплей ожил снова. А потом резко погас, когда Бикбаев, с небывалой злостью сорвав крышку, вытащил батарею. Симка стремительно полетела вниз, за считанные секунды скрывшись под белоснежным покровом. Он начнёт эту жизнь сначала, с чистого листа. Новая жизнь, новая симка, новый город… Теперь он принял решение точно и ни за что его не изменит.
80.
И всё же Соколовский оказался прав – нужно было ехать на такси. Ближе к ночи ощутимо похолодало, мороз крепчал, и ноги в кроссовках ужасно замёрзли, пальцы не чувствовались вообще, да и сам Дима продрог так, словно три часа в проруби купался. К тому же, сильно хромать он начал ещё на половине пути, а в конце с трудом переставлял ноги, перебиваясь короткими шажками, чтобы не вызывать боль посильнее. Она пронзала его тело изнутри, расходясь венами по телу, а потом взрывалась в голове. И уйти некуда, убежать некуда. Поэтому, когда перед ним, наконец, открылась дверь его квартиры, Бикбаев беззвучно, отчаянно заплакал. Но совсем недолго – через несколько минут его глаза были сухи, а губы сжаты в тонкую полоску. Он справится. Не может не справиться.
С трудом сняв с себя одежду, он подставил тело горячим струям воды, морщась от болезненных соприкосновений. В тот час в его голове вертелась лишь одна мысль: так надо. И, если он это не сделает сейчас, потом может быть хуже и в тысячу раз больнее. Засохшие кровавые потёки на бёдрах даже не вызывали отвращения, потому что было уже безразлично. Он перетерпит всё это сегодня, а завтра проснётся другим человеком. В жизни которого боли больше не будет.
Выйдя из душа, Дима завернулся в мохнатое банное полотенце и медленно поковылял на кухню, вздрагивая от малейшего резкого движения. Тело то и дело прошивала боль, но он стоически терпел. В конце концов, всё могло быть и намного хуже, и хорошо, что Влад несильно его порвал. Иначе… но что иначе, Бикбаев даже думать не хотел.
Несколько таблеток обезболивающего со снотворным эффектом прыгнули в ладонь, а затем отправились в рот вслед за несколькими глотками воды. Дима поморщился от горечи, осевшей на языке, а затем, насколько позволяла боль, поспешно направился в спальню. Улёгся на кровать в надежде, что скоро уснёт, и только улыбнулся, когда веки вдруг потяжелели. Пожалуйста, пусть сегодня не будут сниться сны. Потому что то, что он в них увидит, вполне предсказуемо…
Но проспал Бикбаев относительно спокойно. Измученные тело и душа предавались сну очень охотно, и сутки пролетели незаметно. Он лишь несколько раз просыпался, но ненадолго, только чтобы принять решение спать дальше. И, когда над городом вновь опустилась ночь, царство спящих наконец отпустило его. И пробуждение встретило его скребущей болью в горле, словно ватой наполненной головой и жутким насморком. Что и не было удивительным в свете того, в каком виде шёл он во время немалого снегопада…
Дима долго сидел на кровати, завернувшись в одеяло, мелкими глоточками попивал свой кофе без сахара и заедал его сделанными наспех бутербродами. Кроме колбасы и сыра, в холодильнике он ничего больше не нашёл, но и этого ему было достаточно. За окном всё так же, как и вчера, кружились снежинки, освещаемые электрическим светом фонаря, а в голове роем струились мысли, одна за другой. Решение далось ему легко, практически сразу. Оставалась лишь одна надежда, что в начале одиннадцатого Пурчинский ещё не спит.
-Алло, Андрей? Я передумал.
81.
Следующий день, двадцать пятое декабря, Бикбаев провёл в суете и сборах. Пурчинский был просто на седьмом небе от счастья, узнав, что тот всё-таки согласился, а потом ещё долго извинялся за опрометчиво сказанные слова. Дима даже удивился: он ничего не помнил из того, что ему тогда говорил Андрей. Видимо, он настолько был поглощён мыслями о Соколовском, что не замечал вообще ничего вокруг. И от этой паранойи следовало бы уже давно избавиться…
Съездить на вокзал за билетом до Питера (благо, ему повезло, и ещё не все распродали), встретиться лично с Пурчинским, чтобы обсудить все детали, купить новую симку, вернуться домой, сообщить Дане о том, что съезжает с его квартиры, придумать срочную причину, почему – этот день казался бесконечным. Напрасно он думал, что Пономарёв обойдётся одним лишь предупреждением – тот устроил Бикбаеву такой допрос с пристрастием, что Дима, не выдержав, отключился, предварительно успев прохрипеть, что возвращается домой, и это не обсуждается. Он не хотел, чтобы его искали, а даже если и будут, чтобы наверняка не нашли. Поэтому позвонил Дане не с мобильного, а с домашнего телефона, чтобы не «светить» новый номер.
А дальше начались сборы. Преодолевая всё ещё оставшуюся лёгкую боль в теле при слишком резких движениях, то и дело тянясь за платком, немного покашливая, он с упорством барана складывал вещи в привезённые ещё с Уссурийска спортивные сумки. И когда он успел обжиться столькими вещами? Потому что в две большие сумки и рюкзак всё это не помещалось. Но потом пришло понимание. Они нередко ходили вдвоём с Владом по магазинам, скупая всё, на чём глаз задерживался дольше, чем на пару секунд. Многочисленные шмотки, аксессуары (одних ремней насчитывалось полтора десятка), сувениры, баночки с душистыми маслами, флакончики с туалетной водой, книги, диски – и всё так или иначе связано с Соколовским. И тогда Дима не выдержал, перевернув сумку вверх тормашками и вытряхнув всё её содержимое на пол. Он хотел начать жизнь с чистого листа? Он начнёт. И ничто не будет напоминать ему о том, кого нужно забыть. А вот купить пускай даже то же самое, но уже самостоятельно, ему ничто не помешает.
Когда обе сумки были сложены и аккуратно стояли в прихожей у входной двери, Бикбаев, наконец, перевёл дух. Этот день был трудным, но впереди его ожидает ещё куча дел. Для начала – придумать, что сделать с оставшимися вещами. Выбросить? Оставить здесь, как есть? Но оба варианта Диме не нравились: выбрасывать то, что больше ему не принадлежит, он права не имел, да и беспорядок хозяину оставлять не хотелось. Поэтому уже спустя пятнадцать минут все эти вещи покоились в огромной коробке из-под телевизора, найденной где-то на антресолях. Коробка также заняла своё место у входной двери в прихожей – пусть сам Пономарёв решает, что с ней делать.
Единственное, что Бикбаев не смог положить туда, - это до сих пор висящий на шее медальон. Та самая бронзовая монетка, которую дарил ему Влад тогда, перед премьерой. Он словно прирос, стал родным, и Дима сдался. С грустью улыбнулся, вспоминая тот вечер, но складывалось ощущение, что он был будто в прошлой жизни. Но, резко прервав бесконечный поток мыслей, Бикбаев заставил себя собраться и не предаваться ненужным размышлениям. Его ещё ждут важные дела сегодня.
Пустая, словно вымороженная квартира угнетала, но при этом вызывала лёгкую полуулыбку. Уже завтра всё закончится, и начнётся новый этап в его жизни. Жалел ли Дима о чём-нибудь? Наверное, нет. Он получил самый большой в своей жизни опыт, который поможет ему в дальнейшем. А раны на сердце… заживут.
Взгляд неожиданно зацепился за оставленную на тумбочке у кровати фоторамку. С виду – обычная его фотография, пусть он и получился на ней очень даже неплохо. Но Дима знал секрет, который хранился за стеклом – под его фотографией лежала фотография Влада. Озорно улыбающийся, напоминающий любопытного ребёнка с сияющими глазами – Бикбаев и сам не знал, что Соколовский мог быть таким. На этот снимок он когда-то наткнулся в Интернете, а потом долго любовался им. А ещё позже распечатал и заключил в эту самую фоторамку, надёжно спрятав её под своей фотографией – чтобы не вызывать смех, например, у того же Влада. И часто разговаривал с ней, признавался в своих чувствах, рассказывал всё, что накопилось в душе, особенно в последние две недели, когда они почти не разговаривали… Нет, хватит. Теперь уже точно хватит. Пальцы с остервенением вытащили фотографию и смяли в один твёрдый, трудно поддающийся комок, откидывая, словно с отвращением, его подальше от себя на стол. Так больше нельзя… Нельзя.
Бикбаев не поленился сходить на кухню за спичками, прихватив с собой зачем-то стоящую на подоконнике пепельницу (хотя кому он врёт – она стояла не «зачем-то», а специально для Соколовского). И лишь улыбнулся, когда пламя с почерневшего краешка глянцевой картонки переместилось на противоположный, и вскоре лишь серо-чёрный пепел напоминал о том голубоглазом ребёнке, которого больше всего на свете хотелось забыть. Но воспоминания нужно отпустить, а не запереть под сердечным замком – это Дима понимал тоже. Необходимо заставить себя убедиться в том, что это конец и больше ничего не будет. Тогда станет легче… И решение пришло слишком быстро – как же он сразу не догадался?!
Сначала он хотел ограничиться лишь телефонным звонком, но всё-таки передумал, решив, что в этом случае лучше застать врасплох. И поэтому, наглотавшись в очередной раз за день таблеток, вышел из дома и направился к дороге, ловя такси. Сегодня он уже не повторит свою прошлую ошибку и не пойдёт пешком в снегопад. Наконец, рядом тормознуло простенькое авто, и Бикбаев тут же назвал конечный пункт:
-Где студия «Love» радио, знаете?
А ещё через двадцать минут уже сидел в маленьком коридорчике, ожидая конца эфира с участием Максима Привалова. Мысленно прокручивая в голове предстоящий разговор, он лишь в предвкушении улыбался – тот не может ему отказать в таком-то деле. Потому что на данный момент у них обоих есть один общий интерес.
птичкуДиму жалкокроме нонкона, здесь димку было жалко, хоть и восхитительно было написано.Спасибо.
Счастливое число Слевина, спасибо за такой отзыв
lidavasil, если сказать честно, мне вообще в данной ситуации жаль только Даню. А тех двоих - практически нет. За что боролись - на то и напоролись...
7.12 am, мне проще сразу написать ХЭ, я уже поняла