За эту проду прошу не бить...
Тапки принимаю только мягкие и пушистые
Автор просто сошёл с ума и даже не скрывает этого
Название: «Конфетка»
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима - в этой части можно добавить Соколовский/НМП, но это весьма условно
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 - опять же весьма условно к этой части NC-21 (сомнительное согласие), пусть лучше будет
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC, сомнительное согласие
читать дальше75.
Джинсы, ремень, пряжка. Чёрный вязаный свитер, куртка, капюшон на голову. Телефон, деньги на такси, ключи от квартиры. Быстро всунуть ноги в стоящие под дверью кроссовки (всё равно на улице дождь, и погода плюсовая), а затем выбежать из квартиры, даже не обратив внимание, захлопнулась она или нет. Слететь по ступенькам на первый этаж, не теряя времени на ожидание лифта и, только сидя на заднем сидении в такси, перевести дух. Последние полчаса из его жизни были, наверное, самыми насыщенными за всё последнее время. И плевать на то, что рассудок так и не смог ещё осмыслить произошедшее – зато сердце ликовало.
Ему позвонил Влад. Сам. Попросил приехать к нему, и в его голосе было столько неосознанной боли и раскаяния, что Дима забыл обо всём на свете. Коротко ответив, что уже выходит, он пулей взвился к нему, следуя исключительно зову сердца. Которое по-прежнему любило, и кажется, только сильнее. Оно не внимало тому факту, что вчера они вроде как поставили жирную точку. Соколовский собственноручно превратил её в многоточие.
Только сейчас, когда громкий гул где-то в области груди слева утих, Дима наконец вспомнил, что обещал перезвонить Андрею. И если ещё полчаса назад он бы с радостью ринулся навстречу этому шансу судьбы, сейчас ему предстоит отказаться.
-Я не смогу поехать с вами. Извини, я, правда, сожалею, - но вот как раз сожаления в его голосе не было ни капли. Стандартный отказ, фразы, брошенные вскользь исключительно ради вежливости… Где твой актёрский талант, Бикбаев?
-Ну, да, конечно, - на том конце линии скептически хмыкнули, - куда вам, небожителям, до нас-то? Ты же теперь звезда кино, о тебе все журналы глянцевые вещают, по телевизору показывают, и только ленивый не обсуждает твою крышесносную премьеру! Ты изменился, Дмитрий Берг. И ты больше не тот добрый, искренний мальчик, которым я тебя помню… Слава явно не пошла тебе на пользу. Ладно, пока, меня ещё ждут дела касаемо нашего переезда. Счастливо оставаться…
По ушам противно ударили гудки, и Дима с силой зажмурился. Слава ли изменила его? Да нет уж, вряд ли. Всё случилось намного раньше. Когда его впервые обожгли холодом кристальные глаза небесного цвета. Только вот никто об этом не узнает. Всё изменится. Обязательно изменится…
И плевать, как теперь к нему относится Пурчинский. А соответственно, и вся его бывшая труппа. К чёрту. К чёрту всё! Ведь его ждёт Влад…
76.
Чай давно уже остыл, но Соколовский по-прежнему сверлил его взглядом, искоса наблюдая за напряжённым гостем. Тот самый хастлер исполнил своё обещание и приехал, предварительно оповестив будущего «клиента» о своём прибытии. Для него это была возможность неплохо заработать в свободное время, хоть и пришлось придумать байку про то, что уезжает проведать родственников. И если его поймают… Хотя думать об этом не хотелось вовсе. Но стрелка часов неумолимо приближалась к восьми, а в десять он уже должен приступить к своей работе. Но этот непонятный парень медлит, оттягивает сам процесс до невозможного, объяснив такое поведение лишь холодным «У меня на то свои причины».
-Ты странный, - блондин первым нарушил воцарившуюся тишину и бросил нечитаемый взгляд на Соколовского. М-да, таких клиентов у него ещё не было. Красивый, успешный, богатый… И уж слишком медлительный. Стесняется? Что-то не похоже. Задумал что-то? Но что?!
-Странный, потому что не трахаю тебя? – усмехнулся Влад и сделал глоток уже холодного чая. Коротко хмыкнул и бросил чашку вместе с её содержимым в раковину. Фарфор обиженно треснул, но вот Соколовскому не было до этого никакого дела. Просто разбилась любимая чашка, не более того. Пустяки по сравнению с тем, что разбилось любящее сердце. - Или у тебя есть другие причины так считать?
-Ты позвал меня к себе, обещал заплатить вдвое больше, но вот что-то делать особо не торопишься, - хастлер делано-равнодушно пожал плечами, но всё же удивление в его серо-зелёных глазах сияло слишком отчётливо. – В моей практике случались клиенты, снимавшие мальчиков только для того, чтобы выговориться, но даже на разговор мне удалось раскрутить тебя не сразу. Что тебе нужно?
Соколовский отвечать ничего не стал. Он и сам не до конца понимал мотивы своих поступков. Чуть более двадцати минут назад он позвонил Бикбаеву и попросил его приехать. И своему голосу, сожалеющему и дрожащему, он сам чуть ли не поверил. Сердце судорожно сжалось в ответ на Димино решительное «Уже выхожу», но Влад заставил его заткнуться. Один раз этот глупый орган уже обжёгся, доверившись, и отныне вновь потерял право голоса в жизни Всеволода Соколовского.
Трель городского телефона вырвала обоих из напряжённой тишины. Уголки губ Влада приподнялись вверх подобно оскалу, и всё так же сидящего в углу парня по-настоящему передёрнуло. Зная опыт своих «сотрудников», он мог ожидать в следующую секунду всего, что угодно. Сколько их возвращалось в своё время и порванных, и побитых, а один даже лежал в больнице несколько недель после какого-то озабоченного клиента… Но Соколовский его удивил.
-Да, Иван Михайлович. Уже пришёл? – Влад рассмеялся. Громким, истеричным смехом. – Нет, не впускайте. Меня нет дома. Спасибо… - послышался звук рычага, на который с грохотом опустилась трубка, и Соколовский повернулся лицом к замершему мальчишке. А ведь он совсем юн. Интересно, ему восемнадцать-то вообще есть? И почему эта мысль пришла только сейчас, когда уже поздно? – Тебя как зовут вообще, парень?
Блондин лишь запоздало усмехнулся, не успев отметить про себя деталь, когда, собственно, прервался телефонный разговор. А это очень плохо – потерять внимание. Клиенты не любят, когда их игнорируют, а Влад может расценить его поведение именно так. Нужно реабилитироваться. И стараться не думать о том, что последует дальше.
-Ты сам решаешь, как меня называть, - на лице хастлера загорелась откровенно блядская улыбка, а игривый язычок прошёлся по припухшим полным губам. – И ты решаешь, как мне называть тебя: по имени, никак, или могут быть особые пожелания…
-Пожелание одно – ничем не выдай сейчас, что ты мальчик по вызову, - холодно бросил Соколовский, снимая через голову водолазку. Похоже, «процесс пошёл». – Ты – мой любовник, немного-немало. Так что веди себя соответственно. Конечно, «любимым» называть меня не надо, но я тебе, как минимум, нравлюсь. Усёк?
-Зачем тебе это?.. – непонимающе выдохнул блондин, но, следуя примеру Влада, принялся раздеваться. Быстро, но грациозно, плавно, красиво. При других обстоятельствах Соколовский обязательно сделал бы комплимент, но не сегодня. Не сейчас. Кто знает, может, им доведётся пересечься ещё раз? – Ты не похож на того, кто лишён ласки и тепла и платит деньги, лишь бы это почувствовать…
-Ты прав, - на полу уже образовалась куча из одежды, и Влад раскидал её по прихожей и спальне, имитируя спешку. – Просто хочу отплатить одному человеку той же болью, что причинил мне он.
77.
-Молодой человек, я вам ещё раз повторяю, нет Соколовского дома, не взял он трубку, - консьерж закатил глаза, укоризненно глядя на навязчивого парня, отчаянно пытавшегося пройти. Но… пускай Иван Михайлович сам не понимал причины просьбы Соколовского, но в его обязанности и не входило понимать. А платили в элитном доме очень хорошо, да и сами жители (а в частности, и Всеволод Андреевич) нередко баловали консьержа хорошими «чаевыми» или же какими-нибудь недешёвыми подарками. И это – более веский аргумент, чем жалобное и почти неживое «Мне нужно к нему. Я знаю, что он дома. Чувствую…»
-Он звонил мне. Просил приехать. Вряд ли он бы сделал это, намереваясь куда-то уйти… - голос Бикбаева, какой-то обречённый, тихий, мог бы разжалобить кого угодно. Но… сегодня не его день. – Пропустите меня, я позвоню в дверь, я должен убедиться сам…
На то, какие мысли роем кружили в голове, Дима старался не думать. Голос Соколовского был слишком… надтреснутым, жалким, почти умоляющим. Он слёзно просил приехать к нему, чтобы потом уйти из дома и даже не сообщить об этом? Бред…
-Я не имею права вас пропускать без разрешения хозяев, - на лице консьержа сожаление, увы, не прочитывалось. – А в том, что хозяина нет, я уверен – Всеволод Андреевич всегда отвечает на телефон, когда дома.
-Я слышал, как вы с кем-то разговаривали… - Бикбаев закусил нижнюю губу и, встретившись с метающим молнии взглядом напротив, лишь опустил голову и попятился назад. Он дождётся Влада здесь, на скамейке. Может, он просто вышел в магазин за сигаретами? Они у него всегда быстро заканчиваются…
На улице заметно холодало. Ещё полчаса назад на асфальте сияли лужи, отражая серый, хмурый город, а сейчас их гладкую поверхность покрывала тонкая, блестящая плёнка льда. Лёгкая куртка, накинутая наспех, абсолютно не грела и от пронзительного ветра не спасала, но Дима всё равно закутывался в неё сильнее и прятал нос в тонком воротнике. Первые минут пять он сидел на спинке лавочки, упираясь ногами в сидение, а когда замёрз, решил немного пройтись. Но лёд под ногами только начал крепнуть, и под давлением носка кроссовка с треском провалился под воду, увлекая за собой и ногу не ожидавшего этого Бикбаева. Он выматерился сквозь зубы, стряхивая осевшие на обувь капли, и охнул от морозного холода, окутавшего стопу. Чёрт, ещё этого не хватало… И где же носит Влада?!
Ответом на этот явно риторический вопрос послужил еле слышный скрип подъездной двери и громкий зовущий его голос. Дима инстинктивно повернул голову назад, надеясь, что это вернулся Соколовский, и лишь закатил глаза, увидев спешащего ему навстречу консьержа.
-Всеволод Андреевич всё-таки дома, вы были правы, - его улыбка была такой фальшивой и лебезящей, что Бикбаев лишь стиснул зубы. Что-то важное ускользает от него, а он не может понять, что именно. И это бесило, раздражало, выводило из себя. – Оказывается, он просто был в душе и слышал телефонный звонок, но ответить на него вовремя не смог… А только что перезвонил и просил пригласить Вас.
Дима молча направился в сторону двери и выдохнул. Что ему не понравилось? В принципе, это вполне логично, что Влад захотел принять душ, и даже вполне естественно. Но всё равно что-то трогает… Соколовский ждал его, ждал же? И знал, что ему позвонит этот противный старик и предупредит о приходе его, Бикбаева. Получается, он должен был ждать этого самого звонка? Или поставить в известность своего консьержа о том, чтобы он пропустил парня, который к нему скоро придёт. Влад слишком щепетилен в подобных вопросах: всех предупредить, всем сообщить и ещё по сто раз напомнить. Что-то здесь не так…
Но так думал его затуманенный разом навалившимися событиями рассудок. Сердце же льнуло навстречу Владу, оно бешено билось с каждым метром, преодолеваемым лифтом. Наконец что-то еле слышно звякнуло, и створки радушно раскрылись, открывая взору оббитую чёрной кожей дверь. И в этом тоже весь Соколовский: кричащий пафос в гармонии с практичностью и удобством. Дима с силой закусил губу и сделал глубокий вдох, словно готовясь к погружению в ледяную воду. Он совершенно не представлял, что его сейчас ожидает, и с терпением законченного мазохиста давил на кнопку звонка. Пусто – его вновь не слышали. Тогда Бикбаев решил постучать ребром ладони, и дверь неожиданно поддалась. Незаперто. Влад ждёт его… И от осознания этого сердце обожгло теплом. Но ненадолго…
Оно забилось ещё чаще, когда нога Димы поскользнулась о валяющуюся прямо на полу у входной двери куртку. Принадлежащую явно не Соколовскому – слишком маленький размер. Бикбаев даже не поленился поднять её и проверить надпись на этикетке, когда скидывал свои мокрые кроссовки. Раньше (кажется, ещё в прошлой жизни) они часто ходили друг с другом по магазинам, копаясь в вешалках с брендовыми шмотками… Но все мысли вылетели из головы, как только Бикбаев споткнулся об валяющуюся жалким комочком рубашку. Теперь уже Владову. А доносящиеся из спальни приглушённые стоны окончательно выбили почву из-под ног Димы. Который с неутихающим мазохизмом сделал несколько шагов к двери и с силой дёрнул её на себя…
Влад, стонущий под умелыми ласками какого-то светловолосого парня. Влад, крепко прижимающий к себе его хрупкое тельце. Влад, подающийся навстречу этим ласкам. Влад… его Влад в объятиях другого. И сердце разрывается на тысячи осколков, и тупая, ноющая боль, раздающаяся где-то в груди. Дима, не чуя земли под ногами, собирается уйти, убежать поскорее отсюда, но насмешливый, слегка хриплый голос Соколовского догоняет его:
-Подожди меня на кухне. Поговорим.
Бикбаев лишь едко усмехнулся в ответ, опёршись спиной о косяк двери. На два обнажённых, переплетённых тела напротив он не смотрит, вперив взгляд в пол, и как можно сильнее стискивает зубы, пытаясь сдержать ураган эмоций внутри. Его жизнь – сплошные американские горки, и сейчас он летит вниз по вертикальной полосе. Сложно. Больно. Но что-то удерживает, не даёт гордо уйти. Так обмануться мог только он…
78.
Он слышал шорох наспех натягиваемой одежды, вскользь брошенных Владом нескольких слов в адрес того самого белобрысого мальчика и шелест врученных ему денег. Соколовский развлекается с проститутками, а потом зовёт его? Интересно. Сердце уже не болит, оно вообще молчит, а хладнокровный рассудок с точностью бывалого детектива фиксирует наименьшие изменения в комнате. Терпкий запах, скрип прогнувшейся под весом Влада кровати, его насмешливое фырканье… и тишина. Которую прерывает Соколовский спустя несколько кажущихся вечными секунд.
-И даже ничего не скажешь? – пауза.
-Что, не встало на него, да, что ты меня решил позвать? – презрительная ухмылка исказила лицо Димы. – И поэтому у тебя был такой страдальческий голос. Дааа, в таком возрасте это печально, я тебя понимаю…
-Заткнись, - грубо прервал его Влад, в мгновение ока вставший с кровати и преодолевший расстояние между ними. Бикбаев по-прежнему стоял спиной к стене, скрестив руки на груди. Закрылся. Замкнулся в себе и в своих чувствах. – Ты прекрасно знаешь, зачем я это сделал.
-То, что ты круто трахаешься, я знал и до этого, - усмехнулся Бикбаев, просверливая взглядом дырку на кажущихся такими холодными глазах Соколовского. Подумать только, кого умудрилось полюбить его глупое сердце! – И не нужно было мне это в очередной раз доказывать.
-Ты тоже, - Влад отразил его усмешку, встречая прямо и уверенно изучающий, словно рентгеновский луч, взгляд. – Круто трахаешься. Пономарёву наверняка понравилось. А тебе? Кто лучше – он, неопытный сопляк в этом деле, или всё-таки я?
-С ним я чувствовал намного больше эмоций, чем с тобой. И заметь, с ним у меня не механический секс по обязательству. Его я захотел, - почему-то тот факт, что Соколовский узнал о том, что случилось этой ночью, не удивил. Это же Влад – он всегда всё знает…
Кажется, ледяная корка в глазах Соколовского треснула, обнажая отчаяние и невыносимую боль, но продлилось это ощущение недолго. Трещина затянулась слишком быстро и засияла устрашающим, опасным блеском. Влад в бешенстве, в ярости и с каждым последующим словом Бикбаева всё больше и больше теряет контроль.
-То есть меня ты не хотел, а всего лишь подчинялся обязательствам? – воцарившую на несколько мгновений тишину разразил громкий хохот. С нотками истерики. – Какие интересные вещи я узнаю…
-Ну, что-то вроде этого, - уклончиво ответил Дима и встал лицом к двери, намереваясь уйти. С него на сегодня хватит. Унижений хватит. На всю жизнь. - Ладно, мне уже пора, а тебе я дам дельный совет. Виагру в следующий раз прихвати, когда мальчиков по вызову будешь домой к себе звать. А то деньги на ветер, знаешь ли.
Договорить Бикбаев не успел, поскольку сильные руки резко развернули его на сто восемьдесят градусов и впечатали в стену. Затылок задел выключатель, и комната погрузилась в угрожающий мрак. Губы тут же накрыли жёстким, властным поцелуем без капли удовольствия, но Дима, выставив вперёд сжатые кулаки, всё-таки смог оттолкнуть Соколовского от себя. Ещё и отвесить ему пощёчину.
-Сука же ты, Бикбаев… - Влад ухватился за горящую огнём кожу, а затем щёлкнул кнопкой выключателя. Внезапный свет ослепил, и Дима сощурил глаза, привыкая. Изображение перед глазами расплывалось, чем и воспользовался Соколовский, вновь припечатав Бикбаева к стене.
-Эта «сука» тебя заводит, - усмехнулся Дима, охнув от боли в спине, встретившейся с твёрдой перегородкой. – И этой «суке» ты когда-то в любви признавался, забыл?!
-О даааа, заводит ещё как! – остановить Влада уже не представлялось возможным. Адский огонь пылал в его глазах, пальцы яростно дрожали, сердце и вовсе порывалось вырваться из груди, разгоняя по телу раскалённую лаву. Ещё и пекла ударенная Димой щека – и по иронии судьбы, Бикбаев бил дважды в одно и то же место. Сволочь…
-Так, может, трахнешь, если заводит? – Дима вскинул на Соколовского горящий, сверкающий, словно шаровая молния, взгляд. – Ты же у нас герой-любовник, только без любви. Принц Парадоксов, твою мать!..
Договорить Бикбаев не успел, содрогнувшись от грянувшего удара в лицо. Не девчачья пощёчина, которой он одаривал Влада – сильный, точный толчок кулаком. Скулу тотчас обожгло, будто по ней пробежали сотни пламенных язычков, и Дима резко схватился за щёку, поглаживающими движениями стараясь успокоить боль. Но она не проходила, а лишь усиливалась, разжигаясь очагами по всему телу, когда Соколовский с силой толкнул Бикбаева внутрь комнаты. На пути его полёта встретилась кровать, которая и приняла хрупкое, крупно дрожащее тело в свои объятия. И в мгновение ока рядом оказался разъярённый, насмешливо улыбающийся Влад.
-Мне понравилось твоё предложение, - наспех надетая рубашка сползла с плеча вниз, свисая на одном рукаве. Что последует дальше – очевидно. Дима только сильнее сжался, отползая к стене, но места было катастрофически мало. Не убежит – не сможет. Не дадут. – А то я соскучился по тебе, сладкий.
-Не смей, - глухо прошептал Бикбаев, усмехнувшись отчаянью, проскользнувшему истеричными нотками в его голосе. Страшно. Таким он Влада не видел ещё никогда…
-А то что будет? Ударишь? – Соколовский засмеялся громко, запрокидывая голову назад и открывая покрытую ярко-багровыми следами шею. Мальчик постарался на славу, это было трудно не признать. Но… расслабиться рядом с ним не получилось. Видимо, потому, что и тело знало, кого не хватает сейчас рядом. – Так я не боюсь. Хочешь проверить?
Дима ещё пытался как-то противостоять тому, что происходит, но ошмётками затуманенного сознания понимал, что Влад прав: ничего сделать он не сможет. Но и просто так сдаваться он не собирается. И поэтому, резко подавшись вперёд, он попытался слезть с кровати и броситься к двери. И даже успел сделать два шага, прежде чем Соколовский стремительно схватил его и швырнул, как тряпичную куклу, обратно на кровать. Навалился сверху, фиксируя ногами бёдра и крепко сжимая запястья над головой, склонился над самым лицом Димы и обжёг дыханием губы:
-Ты мой. Хочешь ты этого, или нет. И я заявлю на тебя свои права.
Бикбаев отчаянно вырывался, нелепо взмахивая кистями рук и ногами, но вес увалившегося на него тела не позволял сделать ничего из того, что помогло бы его освобождению. А у Влада сносило башню: он терзал Димины губы своими, грубо проник языком в рот и словно насиловал его, крепче сжал тонкие запястья, наверняка оставляя синяки. Он хотел покорить уже вяло сопротивляющееся тело под ним, сделать своим, заклеймить собой – Дима не может никому достаться. Или ему, или… никому больше. Никогда. Ярость, боль, похоть, вожделение, безумное, дьявольское желание и ни капли жалости. «Мой! Мой… Или ничей».
Но Дима всё ещё не сдавался. Кусал губы, тяжело дышал через нос, издавая звуки, похожие на сопение разъярённого пса, извивался, вырывался, время от времени пиная ногами ни в чём не повинную спинку кровати. Но ни один стон, вскрик, всхлип не вырвался из его горла. Гордый, несломленный. Непокорённый…
-Ты будешь кричать… Я тебе обещаю…
Что было дальше, Бикбаев осмыслял сквозь вату боли. Его будто окунули в бурлящий кипяток и тыкали в него раскалённые иглы – по крайней мере, когда он закрыл глаза, представлялось именно это. Лишь краем сознания он отмечал, как лишается одежды: сначала с него слетают джинсы, затем бельё, а после этого ледяной холод окутал и живот, зато стало труднее дышать, и что-то колючее раздражало нежную кожу шеи. Дима открыл глаза, но вокруг всё равно царила темнота – обозрение закрывал свитер, снять который Соколовский так и не удосужился.
-Сам дашь или мне взять силой?
Голос Влада казался каким-то потусторонним, будто не из этого мира. Бикбаев дёрнулся, пытаясь освободиться из ослабевающего захвата, но он тут же окреп, лишая последнего шанса. Руки Димы приподняли, а вместе с ними и корпус тела, одним резким движением сорвали свитер, открывая взору испуганные, потухшие глаза. Дыхание было частым, рваным, словно Бикбаев боролся за каждый вдох, за каждую секунду возможности свободно дышать. Которой его тут же лишили, когда губы вновь накрыли требовательным, голодным поцелуем, с силой укусили, оттянули нижнюю, буквально трахая рот языком. Попытки увернуться, вырваться, разорвать приносящий боль поцелуй пресекались на корню, и во рту вдруг почувствовался солёный, металлический привкус крови. Кажется, прокусил глубоко. Соколовский наконец отпустил запястья Бикбаева, но легче не стало – ощутимый удар в солнечное сплетение парализовал измученное тело, заставил неестественно выгнуться, с силой зажмурить глаза… Но Дима всё так же молчал.
-Ну, кричи же! Что, мало тебе?! – Влад рычал, словно раненый зверь, злясь на себя на то, что не может усмирить, подчинить себе. Он до последнего не хотел делать это так. Но… кажется, другого выхода нет.
Метки укусов расползлись по всему телу – от шеи до впадинки живота - чередуясь с наливающимися синяками. Жадные, животно-страстные поцелуи, утруднённое дыхание, похоть, страсть, ярость, злость! Весь коктейль эмоций отражается на бледной, покрытой мурашками коже. Но Дима терпит, молчит, лишь сильнее кусая и без того окровавленную губу и стискивая зубы. Руки сжаты в кулаки, веки зажмурены, дрожащие ресницы слиплись, налитые влагой. И по щеке стекает одинокая, едва заметная слезинка…
Без подготовки, без растяжки, без смазки, без капли нежности и заботы. Врываясь в узкое тело сразу до упора, преодолевая судорожное сопротивление сжатых мышц. Потом двигаться становиться легче: кровь – тоже неплохая смазка. Быстрые, сильные, бешеные толчки, и между ними не проскальзывает даже тень удовольствия. Для обоих. Животный рык, раздавшийся с губ Влада и молчание, сжигающее молчание Димы. Он так и не сдался. Не покорился до конца. Даже когда слезинок на его лице стало больше. Даже когда лопнула едва засохшая корка на губе, и алая струйка стекла по подбородку вниз, скатившись на впадинку шеи. Даже когда Соколовский наконец-то кончил, покидая тело, ставшее одновременно таким желанным и таким ненавистным. И даже когда Влад встал, бросив напоследок холодное «У тебя есть десять минут убраться отсюда, пока я в душе». Всё это время Бикбаев молчал.
Первое резкое движение отозвалось неимоверной болью где-то внутри, которая тут же разлилась по всему телу. Но, до скрежета стиснув зубы, со второй попытки Диме всё же удалось приподняться. Взгляд невольно опустился вниз, на кроваво-белёсое пятно на внутренней стороне бедра, и Бикбаев лишь чертыхнулся про себя, собираясь с силами. Он сильный, он не может быть слабым. Потому что теперь он один. И, как ни странно, дополнительной боли в груди эта мысль не принесла. И надо воспользоваться этим моментом, пока организм занят другими проблемами, ибо следующая, душевная боль будет в тысячи раз сильнее. А пока у него есть десять минут, чтобы привести себя в порядок.
У Димы получилось даже довольно быстро одеться, встать, охнув от пронзившей тело боли, сильнее сжать кулаки в попытке перетерпеть её и даже доковылять до двери. Найти взглядом кроссовки, всунуть ноги и поблагодарить себя за то, что снял их, не расшнуровывая, потому что наклониться сейчас он был бы не в состоянии. Окинуть взглядом лежащий на тумбочке билет до Лос-Анджелеса и даже на автомате зафиксировать время отлёта – завтра в девять утра. А затем выкинуть все мысли из головы и нажать на ручку, неистово хлопнуть дверью и скрыться в полумраке подъезда.
Теперь точно всё. Окончен бал, погасли свечи…



Название: «Конфетка»
Автор: Снусмумрик
Бета: _ciella_
Пейринг: Влад/Дима, Даня/Дима - в этой части можно добавить Соколовский/НМП, но это весьма условно
Жанр: romance, angst, fluff
Рейтинг: NC-17 - опять же весьма условно к этой части NC-21 (сомнительное согласие), пусть лучше будет
Размер: макси
Статус: в процессе
Предупреждения: нецензурная лексика, AU, OOC, сомнительное согласие
читать дальше75.
Джинсы, ремень, пряжка. Чёрный вязаный свитер, куртка, капюшон на голову. Телефон, деньги на такси, ключи от квартиры. Быстро всунуть ноги в стоящие под дверью кроссовки (всё равно на улице дождь, и погода плюсовая), а затем выбежать из квартиры, даже не обратив внимание, захлопнулась она или нет. Слететь по ступенькам на первый этаж, не теряя времени на ожидание лифта и, только сидя на заднем сидении в такси, перевести дух. Последние полчаса из его жизни были, наверное, самыми насыщенными за всё последнее время. И плевать на то, что рассудок так и не смог ещё осмыслить произошедшее – зато сердце ликовало.
Ему позвонил Влад. Сам. Попросил приехать к нему, и в его голосе было столько неосознанной боли и раскаяния, что Дима забыл обо всём на свете. Коротко ответив, что уже выходит, он пулей взвился к нему, следуя исключительно зову сердца. Которое по-прежнему любило, и кажется, только сильнее. Оно не внимало тому факту, что вчера они вроде как поставили жирную точку. Соколовский собственноручно превратил её в многоточие.
Только сейчас, когда громкий гул где-то в области груди слева утих, Дима наконец вспомнил, что обещал перезвонить Андрею. И если ещё полчаса назад он бы с радостью ринулся навстречу этому шансу судьбы, сейчас ему предстоит отказаться.
-Я не смогу поехать с вами. Извини, я, правда, сожалею, - но вот как раз сожаления в его голосе не было ни капли. Стандартный отказ, фразы, брошенные вскользь исключительно ради вежливости… Где твой актёрский талант, Бикбаев?
-Ну, да, конечно, - на том конце линии скептически хмыкнули, - куда вам, небожителям, до нас-то? Ты же теперь звезда кино, о тебе все журналы глянцевые вещают, по телевизору показывают, и только ленивый не обсуждает твою крышесносную премьеру! Ты изменился, Дмитрий Берг. И ты больше не тот добрый, искренний мальчик, которым я тебя помню… Слава явно не пошла тебе на пользу. Ладно, пока, меня ещё ждут дела касаемо нашего переезда. Счастливо оставаться…
По ушам противно ударили гудки, и Дима с силой зажмурился. Слава ли изменила его? Да нет уж, вряд ли. Всё случилось намного раньше. Когда его впервые обожгли холодом кристальные глаза небесного цвета. Только вот никто об этом не узнает. Всё изменится. Обязательно изменится…
И плевать, как теперь к нему относится Пурчинский. А соответственно, и вся его бывшая труппа. К чёрту. К чёрту всё! Ведь его ждёт Влад…
76.
Чай давно уже остыл, но Соколовский по-прежнему сверлил его взглядом, искоса наблюдая за напряжённым гостем. Тот самый хастлер исполнил своё обещание и приехал, предварительно оповестив будущего «клиента» о своём прибытии. Для него это была возможность неплохо заработать в свободное время, хоть и пришлось придумать байку про то, что уезжает проведать родственников. И если его поймают… Хотя думать об этом не хотелось вовсе. Но стрелка часов неумолимо приближалась к восьми, а в десять он уже должен приступить к своей работе. Но этот непонятный парень медлит, оттягивает сам процесс до невозможного, объяснив такое поведение лишь холодным «У меня на то свои причины».
-Ты странный, - блондин первым нарушил воцарившуюся тишину и бросил нечитаемый взгляд на Соколовского. М-да, таких клиентов у него ещё не было. Красивый, успешный, богатый… И уж слишком медлительный. Стесняется? Что-то не похоже. Задумал что-то? Но что?!
-Странный, потому что не трахаю тебя? – усмехнулся Влад и сделал глоток уже холодного чая. Коротко хмыкнул и бросил чашку вместе с её содержимым в раковину. Фарфор обиженно треснул, но вот Соколовскому не было до этого никакого дела. Просто разбилась любимая чашка, не более того. Пустяки по сравнению с тем, что разбилось любящее сердце. - Или у тебя есть другие причины так считать?
-Ты позвал меня к себе, обещал заплатить вдвое больше, но вот что-то делать особо не торопишься, - хастлер делано-равнодушно пожал плечами, но всё же удивление в его серо-зелёных глазах сияло слишком отчётливо. – В моей практике случались клиенты, снимавшие мальчиков только для того, чтобы выговориться, но даже на разговор мне удалось раскрутить тебя не сразу. Что тебе нужно?
Соколовский отвечать ничего не стал. Он и сам не до конца понимал мотивы своих поступков. Чуть более двадцати минут назад он позвонил Бикбаеву и попросил его приехать. И своему голосу, сожалеющему и дрожащему, он сам чуть ли не поверил. Сердце судорожно сжалось в ответ на Димино решительное «Уже выхожу», но Влад заставил его заткнуться. Один раз этот глупый орган уже обжёгся, доверившись, и отныне вновь потерял право голоса в жизни Всеволода Соколовского.
Трель городского телефона вырвала обоих из напряжённой тишины. Уголки губ Влада приподнялись вверх подобно оскалу, и всё так же сидящего в углу парня по-настоящему передёрнуло. Зная опыт своих «сотрудников», он мог ожидать в следующую секунду всего, что угодно. Сколько их возвращалось в своё время и порванных, и побитых, а один даже лежал в больнице несколько недель после какого-то озабоченного клиента… Но Соколовский его удивил.
-Да, Иван Михайлович. Уже пришёл? – Влад рассмеялся. Громким, истеричным смехом. – Нет, не впускайте. Меня нет дома. Спасибо… - послышался звук рычага, на который с грохотом опустилась трубка, и Соколовский повернулся лицом к замершему мальчишке. А ведь он совсем юн. Интересно, ему восемнадцать-то вообще есть? И почему эта мысль пришла только сейчас, когда уже поздно? – Тебя как зовут вообще, парень?
Блондин лишь запоздало усмехнулся, не успев отметить про себя деталь, когда, собственно, прервался телефонный разговор. А это очень плохо – потерять внимание. Клиенты не любят, когда их игнорируют, а Влад может расценить его поведение именно так. Нужно реабилитироваться. И стараться не думать о том, что последует дальше.
-Ты сам решаешь, как меня называть, - на лице хастлера загорелась откровенно блядская улыбка, а игривый язычок прошёлся по припухшим полным губам. – И ты решаешь, как мне называть тебя: по имени, никак, или могут быть особые пожелания…
-Пожелание одно – ничем не выдай сейчас, что ты мальчик по вызову, - холодно бросил Соколовский, снимая через голову водолазку. Похоже, «процесс пошёл». – Ты – мой любовник, немного-немало. Так что веди себя соответственно. Конечно, «любимым» называть меня не надо, но я тебе, как минимум, нравлюсь. Усёк?
-Зачем тебе это?.. – непонимающе выдохнул блондин, но, следуя примеру Влада, принялся раздеваться. Быстро, но грациозно, плавно, красиво. При других обстоятельствах Соколовский обязательно сделал бы комплимент, но не сегодня. Не сейчас. Кто знает, может, им доведётся пересечься ещё раз? – Ты не похож на того, кто лишён ласки и тепла и платит деньги, лишь бы это почувствовать…
-Ты прав, - на полу уже образовалась куча из одежды, и Влад раскидал её по прихожей и спальне, имитируя спешку. – Просто хочу отплатить одному человеку той же болью, что причинил мне он.
77.
-Молодой человек, я вам ещё раз повторяю, нет Соколовского дома, не взял он трубку, - консьерж закатил глаза, укоризненно глядя на навязчивого парня, отчаянно пытавшегося пройти. Но… пускай Иван Михайлович сам не понимал причины просьбы Соколовского, но в его обязанности и не входило понимать. А платили в элитном доме очень хорошо, да и сами жители (а в частности, и Всеволод Андреевич) нередко баловали консьержа хорошими «чаевыми» или же какими-нибудь недешёвыми подарками. И это – более веский аргумент, чем жалобное и почти неживое «Мне нужно к нему. Я знаю, что он дома. Чувствую…»
-Он звонил мне. Просил приехать. Вряд ли он бы сделал это, намереваясь куда-то уйти… - голос Бикбаева, какой-то обречённый, тихий, мог бы разжалобить кого угодно. Но… сегодня не его день. – Пропустите меня, я позвоню в дверь, я должен убедиться сам…
На то, какие мысли роем кружили в голове, Дима старался не думать. Голос Соколовского был слишком… надтреснутым, жалким, почти умоляющим. Он слёзно просил приехать к нему, чтобы потом уйти из дома и даже не сообщить об этом? Бред…
-Я не имею права вас пропускать без разрешения хозяев, - на лице консьержа сожаление, увы, не прочитывалось. – А в том, что хозяина нет, я уверен – Всеволод Андреевич всегда отвечает на телефон, когда дома.
-Я слышал, как вы с кем-то разговаривали… - Бикбаев закусил нижнюю губу и, встретившись с метающим молнии взглядом напротив, лишь опустил голову и попятился назад. Он дождётся Влада здесь, на скамейке. Может, он просто вышел в магазин за сигаретами? Они у него всегда быстро заканчиваются…
На улице заметно холодало. Ещё полчаса назад на асфальте сияли лужи, отражая серый, хмурый город, а сейчас их гладкую поверхность покрывала тонкая, блестящая плёнка льда. Лёгкая куртка, накинутая наспех, абсолютно не грела и от пронзительного ветра не спасала, но Дима всё равно закутывался в неё сильнее и прятал нос в тонком воротнике. Первые минут пять он сидел на спинке лавочки, упираясь ногами в сидение, а когда замёрз, решил немного пройтись. Но лёд под ногами только начал крепнуть, и под давлением носка кроссовка с треском провалился под воду, увлекая за собой и ногу не ожидавшего этого Бикбаева. Он выматерился сквозь зубы, стряхивая осевшие на обувь капли, и охнул от морозного холода, окутавшего стопу. Чёрт, ещё этого не хватало… И где же носит Влада?!
Ответом на этот явно риторический вопрос послужил еле слышный скрип подъездной двери и громкий зовущий его голос. Дима инстинктивно повернул голову назад, надеясь, что это вернулся Соколовский, и лишь закатил глаза, увидев спешащего ему навстречу консьержа.
-Всеволод Андреевич всё-таки дома, вы были правы, - его улыбка была такой фальшивой и лебезящей, что Бикбаев лишь стиснул зубы. Что-то важное ускользает от него, а он не может понять, что именно. И это бесило, раздражало, выводило из себя. – Оказывается, он просто был в душе и слышал телефонный звонок, но ответить на него вовремя не смог… А только что перезвонил и просил пригласить Вас.
Дима молча направился в сторону двери и выдохнул. Что ему не понравилось? В принципе, это вполне логично, что Влад захотел принять душ, и даже вполне естественно. Но всё равно что-то трогает… Соколовский ждал его, ждал же? И знал, что ему позвонит этот противный старик и предупредит о приходе его, Бикбаева. Получается, он должен был ждать этого самого звонка? Или поставить в известность своего консьержа о том, чтобы он пропустил парня, который к нему скоро придёт. Влад слишком щепетилен в подобных вопросах: всех предупредить, всем сообщить и ещё по сто раз напомнить. Что-то здесь не так…
Но так думал его затуманенный разом навалившимися событиями рассудок. Сердце же льнуло навстречу Владу, оно бешено билось с каждым метром, преодолеваемым лифтом. Наконец что-то еле слышно звякнуло, и створки радушно раскрылись, открывая взору оббитую чёрной кожей дверь. И в этом тоже весь Соколовский: кричащий пафос в гармонии с практичностью и удобством. Дима с силой закусил губу и сделал глубокий вдох, словно готовясь к погружению в ледяную воду. Он совершенно не представлял, что его сейчас ожидает, и с терпением законченного мазохиста давил на кнопку звонка. Пусто – его вновь не слышали. Тогда Бикбаев решил постучать ребром ладони, и дверь неожиданно поддалась. Незаперто. Влад ждёт его… И от осознания этого сердце обожгло теплом. Но ненадолго…
Оно забилось ещё чаще, когда нога Димы поскользнулась о валяющуюся прямо на полу у входной двери куртку. Принадлежащую явно не Соколовскому – слишком маленький размер. Бикбаев даже не поленился поднять её и проверить надпись на этикетке, когда скидывал свои мокрые кроссовки. Раньше (кажется, ещё в прошлой жизни) они часто ходили друг с другом по магазинам, копаясь в вешалках с брендовыми шмотками… Но все мысли вылетели из головы, как только Бикбаев споткнулся об валяющуюся жалким комочком рубашку. Теперь уже Владову. А доносящиеся из спальни приглушённые стоны окончательно выбили почву из-под ног Димы. Который с неутихающим мазохизмом сделал несколько шагов к двери и с силой дёрнул её на себя…
Влад, стонущий под умелыми ласками какого-то светловолосого парня. Влад, крепко прижимающий к себе его хрупкое тельце. Влад, подающийся навстречу этим ласкам. Влад… его Влад в объятиях другого. И сердце разрывается на тысячи осколков, и тупая, ноющая боль, раздающаяся где-то в груди. Дима, не чуя земли под ногами, собирается уйти, убежать поскорее отсюда, но насмешливый, слегка хриплый голос Соколовского догоняет его:
-Подожди меня на кухне. Поговорим.
Бикбаев лишь едко усмехнулся в ответ, опёршись спиной о косяк двери. На два обнажённых, переплетённых тела напротив он не смотрит, вперив взгляд в пол, и как можно сильнее стискивает зубы, пытаясь сдержать ураган эмоций внутри. Его жизнь – сплошные американские горки, и сейчас он летит вниз по вертикальной полосе. Сложно. Больно. Но что-то удерживает, не даёт гордо уйти. Так обмануться мог только он…
78.
Он слышал шорох наспех натягиваемой одежды, вскользь брошенных Владом нескольких слов в адрес того самого белобрысого мальчика и шелест врученных ему денег. Соколовский развлекается с проститутками, а потом зовёт его? Интересно. Сердце уже не болит, оно вообще молчит, а хладнокровный рассудок с точностью бывалого детектива фиксирует наименьшие изменения в комнате. Терпкий запах, скрип прогнувшейся под весом Влада кровати, его насмешливое фырканье… и тишина. Которую прерывает Соколовский спустя несколько кажущихся вечными секунд.
-И даже ничего не скажешь? – пауза.
-Что, не встало на него, да, что ты меня решил позвать? – презрительная ухмылка исказила лицо Димы. – И поэтому у тебя был такой страдальческий голос. Дааа, в таком возрасте это печально, я тебя понимаю…
-Заткнись, - грубо прервал его Влад, в мгновение ока вставший с кровати и преодолевший расстояние между ними. Бикбаев по-прежнему стоял спиной к стене, скрестив руки на груди. Закрылся. Замкнулся в себе и в своих чувствах. – Ты прекрасно знаешь, зачем я это сделал.
-То, что ты круто трахаешься, я знал и до этого, - усмехнулся Бикбаев, просверливая взглядом дырку на кажущихся такими холодными глазах Соколовского. Подумать только, кого умудрилось полюбить его глупое сердце! – И не нужно было мне это в очередной раз доказывать.
-Ты тоже, - Влад отразил его усмешку, встречая прямо и уверенно изучающий, словно рентгеновский луч, взгляд. – Круто трахаешься. Пономарёву наверняка понравилось. А тебе? Кто лучше – он, неопытный сопляк в этом деле, или всё-таки я?
-С ним я чувствовал намного больше эмоций, чем с тобой. И заметь, с ним у меня не механический секс по обязательству. Его я захотел, - почему-то тот факт, что Соколовский узнал о том, что случилось этой ночью, не удивил. Это же Влад – он всегда всё знает…
Кажется, ледяная корка в глазах Соколовского треснула, обнажая отчаяние и невыносимую боль, но продлилось это ощущение недолго. Трещина затянулась слишком быстро и засияла устрашающим, опасным блеском. Влад в бешенстве, в ярости и с каждым последующим словом Бикбаева всё больше и больше теряет контроль.
-То есть меня ты не хотел, а всего лишь подчинялся обязательствам? – воцарившую на несколько мгновений тишину разразил громкий хохот. С нотками истерики. – Какие интересные вещи я узнаю…
-Ну, что-то вроде этого, - уклончиво ответил Дима и встал лицом к двери, намереваясь уйти. С него на сегодня хватит. Унижений хватит. На всю жизнь. - Ладно, мне уже пора, а тебе я дам дельный совет. Виагру в следующий раз прихвати, когда мальчиков по вызову будешь домой к себе звать. А то деньги на ветер, знаешь ли.
Договорить Бикбаев не успел, поскольку сильные руки резко развернули его на сто восемьдесят градусов и впечатали в стену. Затылок задел выключатель, и комната погрузилась в угрожающий мрак. Губы тут же накрыли жёстким, властным поцелуем без капли удовольствия, но Дима, выставив вперёд сжатые кулаки, всё-таки смог оттолкнуть Соколовского от себя. Ещё и отвесить ему пощёчину.
-Сука же ты, Бикбаев… - Влад ухватился за горящую огнём кожу, а затем щёлкнул кнопкой выключателя. Внезапный свет ослепил, и Дима сощурил глаза, привыкая. Изображение перед глазами расплывалось, чем и воспользовался Соколовский, вновь припечатав Бикбаева к стене.
-Эта «сука» тебя заводит, - усмехнулся Дима, охнув от боли в спине, встретившейся с твёрдой перегородкой. – И этой «суке» ты когда-то в любви признавался, забыл?!
-О даааа, заводит ещё как! – остановить Влада уже не представлялось возможным. Адский огонь пылал в его глазах, пальцы яростно дрожали, сердце и вовсе порывалось вырваться из груди, разгоняя по телу раскалённую лаву. Ещё и пекла ударенная Димой щека – и по иронии судьбы, Бикбаев бил дважды в одно и то же место. Сволочь…
-Так, может, трахнешь, если заводит? – Дима вскинул на Соколовского горящий, сверкающий, словно шаровая молния, взгляд. – Ты же у нас герой-любовник, только без любви. Принц Парадоксов, твою мать!..
Договорить Бикбаев не успел, содрогнувшись от грянувшего удара в лицо. Не девчачья пощёчина, которой он одаривал Влада – сильный, точный толчок кулаком. Скулу тотчас обожгло, будто по ней пробежали сотни пламенных язычков, и Дима резко схватился за щёку, поглаживающими движениями стараясь успокоить боль. Но она не проходила, а лишь усиливалась, разжигаясь очагами по всему телу, когда Соколовский с силой толкнул Бикбаева внутрь комнаты. На пути его полёта встретилась кровать, которая и приняла хрупкое, крупно дрожащее тело в свои объятия. И в мгновение ока рядом оказался разъярённый, насмешливо улыбающийся Влад.
-Мне понравилось твоё предложение, - наспех надетая рубашка сползла с плеча вниз, свисая на одном рукаве. Что последует дальше – очевидно. Дима только сильнее сжался, отползая к стене, но места было катастрофически мало. Не убежит – не сможет. Не дадут. – А то я соскучился по тебе, сладкий.
-Не смей, - глухо прошептал Бикбаев, усмехнувшись отчаянью, проскользнувшему истеричными нотками в его голосе. Страшно. Таким он Влада не видел ещё никогда…
-А то что будет? Ударишь? – Соколовский засмеялся громко, запрокидывая голову назад и открывая покрытую ярко-багровыми следами шею. Мальчик постарался на славу, это было трудно не признать. Но… расслабиться рядом с ним не получилось. Видимо, потому, что и тело знало, кого не хватает сейчас рядом. – Так я не боюсь. Хочешь проверить?
Дима ещё пытался как-то противостоять тому, что происходит, но ошмётками затуманенного сознания понимал, что Влад прав: ничего сделать он не сможет. Но и просто так сдаваться он не собирается. И поэтому, резко подавшись вперёд, он попытался слезть с кровати и броситься к двери. И даже успел сделать два шага, прежде чем Соколовский стремительно схватил его и швырнул, как тряпичную куклу, обратно на кровать. Навалился сверху, фиксируя ногами бёдра и крепко сжимая запястья над головой, склонился над самым лицом Димы и обжёг дыханием губы:
-Ты мой. Хочешь ты этого, или нет. И я заявлю на тебя свои права.
Бикбаев отчаянно вырывался, нелепо взмахивая кистями рук и ногами, но вес увалившегося на него тела не позволял сделать ничего из того, что помогло бы его освобождению. А у Влада сносило башню: он терзал Димины губы своими, грубо проник языком в рот и словно насиловал его, крепче сжал тонкие запястья, наверняка оставляя синяки. Он хотел покорить уже вяло сопротивляющееся тело под ним, сделать своим, заклеймить собой – Дима не может никому достаться. Или ему, или… никому больше. Никогда. Ярость, боль, похоть, вожделение, безумное, дьявольское желание и ни капли жалости. «Мой! Мой… Или ничей».
Но Дима всё ещё не сдавался. Кусал губы, тяжело дышал через нос, издавая звуки, похожие на сопение разъярённого пса, извивался, вырывался, время от времени пиная ногами ни в чём не повинную спинку кровати. Но ни один стон, вскрик, всхлип не вырвался из его горла. Гордый, несломленный. Непокорённый…
-Ты будешь кричать… Я тебе обещаю…
Что было дальше, Бикбаев осмыслял сквозь вату боли. Его будто окунули в бурлящий кипяток и тыкали в него раскалённые иглы – по крайней мере, когда он закрыл глаза, представлялось именно это. Лишь краем сознания он отмечал, как лишается одежды: сначала с него слетают джинсы, затем бельё, а после этого ледяной холод окутал и живот, зато стало труднее дышать, и что-то колючее раздражало нежную кожу шеи. Дима открыл глаза, но вокруг всё равно царила темнота – обозрение закрывал свитер, снять который Соколовский так и не удосужился.
-Сам дашь или мне взять силой?
Голос Влада казался каким-то потусторонним, будто не из этого мира. Бикбаев дёрнулся, пытаясь освободиться из ослабевающего захвата, но он тут же окреп, лишая последнего шанса. Руки Димы приподняли, а вместе с ними и корпус тела, одним резким движением сорвали свитер, открывая взору испуганные, потухшие глаза. Дыхание было частым, рваным, словно Бикбаев боролся за каждый вдох, за каждую секунду возможности свободно дышать. Которой его тут же лишили, когда губы вновь накрыли требовательным, голодным поцелуем, с силой укусили, оттянули нижнюю, буквально трахая рот языком. Попытки увернуться, вырваться, разорвать приносящий боль поцелуй пресекались на корню, и во рту вдруг почувствовался солёный, металлический привкус крови. Кажется, прокусил глубоко. Соколовский наконец отпустил запястья Бикбаева, но легче не стало – ощутимый удар в солнечное сплетение парализовал измученное тело, заставил неестественно выгнуться, с силой зажмурить глаза… Но Дима всё так же молчал.
-Ну, кричи же! Что, мало тебе?! – Влад рычал, словно раненый зверь, злясь на себя на то, что не может усмирить, подчинить себе. Он до последнего не хотел делать это так. Но… кажется, другого выхода нет.
Метки укусов расползлись по всему телу – от шеи до впадинки живота - чередуясь с наливающимися синяками. Жадные, животно-страстные поцелуи, утруднённое дыхание, похоть, страсть, ярость, злость! Весь коктейль эмоций отражается на бледной, покрытой мурашками коже. Но Дима терпит, молчит, лишь сильнее кусая и без того окровавленную губу и стискивая зубы. Руки сжаты в кулаки, веки зажмурены, дрожащие ресницы слиплись, налитые влагой. И по щеке стекает одинокая, едва заметная слезинка…
Без подготовки, без растяжки, без смазки, без капли нежности и заботы. Врываясь в узкое тело сразу до упора, преодолевая судорожное сопротивление сжатых мышц. Потом двигаться становиться легче: кровь – тоже неплохая смазка. Быстрые, сильные, бешеные толчки, и между ними не проскальзывает даже тень удовольствия. Для обоих. Животный рык, раздавшийся с губ Влада и молчание, сжигающее молчание Димы. Он так и не сдался. Не покорился до конца. Даже когда слезинок на его лице стало больше. Даже когда лопнула едва засохшая корка на губе, и алая струйка стекла по подбородку вниз, скатившись на впадинку шеи. Даже когда Соколовский наконец-то кончил, покидая тело, ставшее одновременно таким желанным и таким ненавистным. И даже когда Влад встал, бросив напоследок холодное «У тебя есть десять минут убраться отсюда, пока я в душе». Всё это время Бикбаев молчал.
Первое резкое движение отозвалось неимоверной болью где-то внутри, которая тут же разлилась по всему телу. Но, до скрежета стиснув зубы, со второй попытки Диме всё же удалось приподняться. Взгляд невольно опустился вниз, на кроваво-белёсое пятно на внутренней стороне бедра, и Бикбаев лишь чертыхнулся про себя, собираясь с силами. Он сильный, он не может быть слабым. Потому что теперь он один. И, как ни странно, дополнительной боли в груди эта мысль не принесла. И надо воспользоваться этим моментом, пока организм занят другими проблемами, ибо следующая, душевная боль будет в тысячи раз сильнее. А пока у него есть десять минут, чтобы привести себя в порядок.
У Димы получилось даже довольно быстро одеться, встать, охнув от пронзившей тело боли, сильнее сжать кулаки в попытке перетерпеть её и даже доковылять до двери. Найти взглядом кроссовки, всунуть ноги и поблагодарить себя за то, что снял их, не расшнуровывая, потому что наклониться сейчас он был бы не в состоянии. Окинуть взглядом лежащий на тумбочке билет до Лос-Анджелеса и даже на автомате зафиксировать время отлёта – завтра в девять утра. А затем выкинуть все мысли из головы и нажать на ручку, неистово хлопнуть дверью и скрыться в полумраке подъезда.
Теперь точно всё. Окончен бал, погасли свечи…